Корженовский ушел собирать на заседание Нексус. Мирский не покидал собственной квартиры, такой же, как эти номера. И Ланье вскоре одолела скука. Он считал себя пятым колесом в телеге. Да и стар он, если на то пошло, и мозги у него не для таких проблем. А хуже всего - некому поплакаться в жилетку. Что это все означает? Что дряхлый бюрократический цербер в самый последний момент ухватился-таки за кость, которую рвут у него из зубов. Но ведь ему ничего такого не надо. Головоломок не надо. Волнующих приключений не надо. Хочется лишь покоя. А нужна ему только...
И тут, не решаясь сказать себе об этом четко и категорично, Гарри Ланье все-таки осознал: нужна ему только смерть.
Он чуть шире открыл глаза и опустился на ступеньку лестницы из вулканического камня (ай да проекторы, на лету ловят!), которая вела в столовую. Накатила слабость, как будто сердце пропустило удар. Ланье никогда не любил копаться в собственных чувствах. Ему еще не доводилось вот так, нос к носу, сталкиваться с самим собой.
Голос комнаты доложил о посетителе, ожидающем "на крыльце". Ланье даже застонал - до чего же не вовремя кого-то принесло, но ведь не прогонишь гостя.
- Ладно, - буркнул он и двинулся к входу - стальному мосту пятиметровой длины и двухметровой ширины, висевшему в полой сфере из метеоритного хрусталя. По ту сторону моста от сферы отошла долька. Там стоял Павел Мирский с обычной печальной улыбкой на губах.
- Не помешал?
- Нет. - В облике русского больше всего сбивала с толку его нормальность. "Хоть бы одевался, как подобает богу... Ни молнии в руке, ни ореола над головой..."
- Плохо спится, к тому же просто копаться в банках памяти - скучно... Нужна компания. Надеюсь, ты не в претензии?
Ланье вяло кивнул. "Ясное дело, скучно. Для тебя даже самые гениальные книги в библиотеках Камня - детский лепет".
Они пересекли гостиную-ротонду, прошли под куполом с пиктографической картиной небес (вид с северного полюса Пуха Чертополоха). Как раз в этот момент вышла полная луна и бросила им под ноги тени.
- Отличный эффект, не находишь? Сейчас Мирский очень смахивал на ребенка. Ланье проследовал за ним в тесный информаторий. Русский присел в элегантное простое кресло, легонько покачался на вековых пружинах все с тем же добродушием на лице и полупечально-полунасмешливо покачал головой.
- Покинув борт моего корабля, - заговорил он, - я совершенно запутался. Сдается, растерял почти всю личность... ничего почти не соображал.
- А потом?
- Ко мне почти целиком вернулось "я". Правда, иногда не удается контролировать новые способности, вот тогда-то, видимо, я и совершаю поступки, изумляющие меня самого. То есть мой прежний разум.
- По твоим словам, эти существа заняли... занимают целые галактики и преобразуют, разрушают их. Безжизненные галактики? Мирский усмехнулся.
- Дельный вопрос. Да. Их можно назвать мертворожденными... Они огромны, перенасыщены энергией и сгорают понапрасну, или просто рушатся в стылые звезды, в собственные ядра. Вы их именуете черными дырами. Жизнь и порядок в таких галактиках не сохраняются. Финальный Разум ускоряет и контролирует процесс смерти, Ланье поймал себя на глупом кивке и облизал пересохшие губы.
- Но имея такую силу, почему бы им попросту не заставить нас? Прислали бы сюда армию таких, как ты.
- Слишком грубо. Не годится.
- Даже если вы вернетесь ни с чем? Мирский пожал плечами.
- Даже в этом случае.
- А что произойдет между сегодняшним днем и концом времен? - спросил Ланье напрямик. В нем опять проснулся интерес к будущему.
- Я помню лишь самое необходимое. А если бы помнил больше, не имел бы права рассказывать.
-А долго еще? До конца?
- В той исторической эпохе время будет значить все меньше и меньше. Но примерную цифру назвать можно. Около семидесяти пяти миллиардов лет.
Ланье часто заморгал, пытаясь охватить мыслью столь громадный период.
Мирский грустно покачал головой.
- Прости, но большего я открыть не смогу. Может, попозже, когда человечество вступит в сообщество...
Ланье содрогнулся и кивнул.
- Ничего, все в порядке. Но все-таки интересно. А остальным, наверное, еще интересней... Тебе многих придется убеждать.
Мирский согласился с кислой улыбкой.
- А теперь моя очередь, Гарри. Не могли бы мы поговорить о том, что тут происходило после отрыва гешельской территории?
- С чего начнем?
- С возвращения на Землю.
Ланье прикинул, с чего бы начать, и наконец приступил к исповеди, хотя желания исповедоваться не было.
ГЕЯ
На краю лощины Рита увидела Оресиаса и Джамаля Атту. Оресиас стоял, уперев кулаки в бока, а старый офицер говорил в микрофон переносной рации, навьюченной на солдатскую спину.
Следом за ней из палатки вышел Деметриос, и в тот же миг с неба посыпались крупные капли, разбиваясь о лица и пятная одежду. Атта воздел руки и сокрушенно покачал головой - дескать, сил моих больше нет.
Под шквальным ветром пчелолеты точно съежились, лопасти пригнуло почти до травы. В проемах люков стояли солдаты, дымили чубуками и безучастно глядели на свирепеющий ливень. Оресиас, отдав переговорное устройство радисту и натянув на голову куртку, кинулся к Рите. Молния озарила покров туч и залила степь холодным бледным сиянием.
- В Александрейе беда! - перекричал Оресиас новый удар грома. Он затолкал под навес Риту и Деметриоса, отшвырнул куртку, расчесал согнутыми пальцами мокрые волосы и протер кулаками глаза.
Атта остался средь неистовства бури. Он снова и снова простирал руки и то ли кричал, то ли шептал, - под навесом было не разобрать.
- Хочет, чтоб его молнией убило. А что, пожалуй, это лучший выход, проговорил Оресиас. - Восстание. Смутьяны из Мусейона постарались. Лохиас в осаде, дворец держит глухую оборону, верные императрице войска бомбят Мусейон.
- Нет! - вырвалось у Риты.
Оресиас поморщился - он разделял ее боль.
- Могли бы догадаться еще в Багдаде и Дамаске. На обратном пути помощи не будет. Погранзаставы гуннов и русов подняты по тревоге. Вряд ли они успели нас запеленговать, но больше так рисковать нельзя.