Через два часа Ланье пожалел о данном самому себе обете до привала одолеть ближайшую вершину гряды. Уже на втором изгибе горной тропы, сложившись пополам, стиснув пальцами дрожащие колени, роняя со лба капли пота, он втягивал и с шумом выдыхал когтистый воздух.
Наконец он разрешил себе опуститься на камень. Ныли лодыжки, мускулы на икрах угрожали стянуться в узлы.
Ветер выкрикнул его имя. Он вздрогнул и завертел головой. Убедив себя, что послышалось, он достал из ранца бутерброд с овечьим сыром, снял обертку и вонзил в него зубы.
И снова ветер прокричал его имя, на этот раз отчетливей и ближе. Ланье встал и хмуро посмотрел вверх по тропе, уверенный, что зов донесся оттуда. Затем торопливо завернул бутерброд, прошел горизонтальный отрезок тропки и поднялся ярдов на сто; подошвы его ботинок хрустели по гравию и скользили на сочной траве, еще сырой от росы.
Никого не видать. Он остановился перевести дух, насытить кровь свежайшим воздухом, очистить мозг от паутины лени, наросшей за месяцы сидения в доме. Устав, он сел на валун у тропы.
Внезапно в нескольких сотнях метров выше на тропе появился мужчина в черном и сером, с альпенштоком в руке. Он спускался к Ланье. Не его ли голос донесло ветром? Ланье не смог решить, хочется ли ему поговорить с кем-нибудь или нет. Если это пастух - прекрасно, ладить с селянами он умеет. Но если турист из Крайстчерча... А может, он пройдет мимо?
- Добрый день, - произнес человек, приблизившись. Моложавый, широкоплечий, рост чуть ниже шести футов; коротко подстриженные темные волосы; предплечья в буграх мышц. Он напоминал молодого быка.
- Я ждал, когда ты сюда поднимешься и отведешь меня вниз, - произнес человек таким тоном, будто обращался к старому другу; Говорил он с акцентом очень слабым, но Ланье сразу его узнал: русский. Ланье нахмурился.
- Разве мы знакомы?
- Пожалуй. - Человек улыбнулся. - Мы познакомились много лет назад, правда, мимоходом.
- Боюсь, меня подводит память.
- Когда-то мы враждовали. - Казалось, собеседника радует, что это осталось в прошлом. Странно, но у незнакомца не было теплой одежды и заплечного мешка. Он не мог пробыть в горах долго.
- Когда-то русские напали на Пух Чертополоха. Ты один из них? Путешественник выглядел от силы на сорок, а нападение было давно, но он, возможно, прошел курс омолодительной терапии где-нибудь на орбитальном объекте или станции Земного Гекзамона.
- Да.
- Что привело тебя сюда?
- Дело. Важное и срочное. Необходима твоя помощь.
- Все это было так давно... Как тебя зовут?
- Я огорчен, что не помнишь, - с обидой сказал собеседник. - Мирский. Павел Мирский. Ланье рассмеялся.
- Прекрасная попытка. Мирский - по ту сторону неба. Сбежал с гешелями, и Путь закрылся за его спиной.
- И тем не менее я Мирский. Ланье пристально вгляделся в его черты. Господи Боже, он и впрямь похож на Мирского!
- Патриция Васкьюз все-таки нашла дорогу домой? - спросил пришелец.
- Нет... Но какое тебе до нее дело, черт побери?
- Я ведь вернулся. Правда, из другого времени. - Незнакомец подошел ближе. Сходство с Мирским было несомненным. - Я ждал здесь, когда ты придешь. Я должен поговорить с Корженовским и Ольми. Они еще живы?
Конрад Корженовский создал Путь, некогда примыкавший к Седьмому, внутреннему Залу корабля-астероида Пух Чертополоха. Астероид и две секции Осеграда по-прежнему находились на орбите Земли, но один из полярных "колпаков" исчез, и Седьмой Зал остался без потолка: сорок лет назад, когда часть надеритов убегала из Осеграда, Пух Чертополоха взорвали на стыке с направлением Пути. Почти мгновенно Путь самозакупорился - "прижегся", навсегда замкнув в себе часть бесконечности. Те, кто предпочел остаться в ней - среди них Павел Мирский - стали недосягаемее, чем души мертвых, если, конечно, у мертвых есть души.
Ланье пробормотал что-то неразборчивое, кашлянул, прочищая горло. У него зашевелились волосы на затылке. "Господи Иисусе, - прошептал он, - что тут происходит?"
- Я прошел немалый путь в пространстве и времени, - вымолвил Мирский, - и могу рассказать занятнейшую историю...
- Как тебе удалось вернуться?
- Не самой короткой дорогой. - Пришелец ухмыльнулся и поставил альпеншток на траву перед валуном Ланье, затем сел на другой камень. Поглядев в долину, где бродили овцы и тени облаков, Мирский - если это действительно был Мирский, а Ланье почему-то не хотелось в это верить, - повторил:
- Я должен поговорить с Корженовским и Ольми. Можешь свести нас?
- Почему бы не обратиться к ним напрямик? - спросил Ланье.
- Потому что, мне кажется, в некоторых аспектах ты для меня важнее, чем они. Нам всем надо собраться и побеседовать. Давно ты в последний раз с ними встречался?
- Несколько лет назад, - признал Ланье.
- Назревает кризис власти, - спокойно сказал Мирский. - Предстоит новое открытие Пути.
Ланье не отреагировал. Слухи до него доходили, но он не придавал им значения. Политика Гекзамона давно его не интересовала.
- Внизу, в долине, у меня дом, там есть радио... точнее, коммуникатор, сообщил Ланье. - Тебе придется кое-что доказать.
- Понимаю, - кивнул Мирский.
ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА
Ольми сидел у себя в квартире, в еще не заселенном районе Александрии, города Второго Зала, перед персональным терминалом Библиотеки. Несколько дней назад он установил терминал в жилище, где провел отрочество и где одно время прятал дублей Корженовского, - все, что осталось от Инженера после покушения на его жизнь. С той поры прошли столетия. Те дубли Ольми обнаружил еще мальчишкой, а потом вместе с Патрицией Васкьюз отвечал за восстановление и реинкарнацию Корженовского.
В это укромное местечко, на неизвестный, как полагал Ольми, терминал, пришло послание от старого знакомого. В вольной интерпретации пикты гласили:
"Есть кое-что для тебя. Крайне важное для твоего дела".
Дополняли послание название заброшенной станции в Пятом Зале и время встречи. "Приходи один", - строго требовали пикты. Внизу стояла печать Феора Мар Келлена.