Осень золотая
Поглядел в окошко… Там, где прежде пыли
Не обраться было, лужи уже были.
А с небес, где солнце яркое сияло –
Капли дождевые облако бросало.
Там, где зелень листьев тень еще давала –
Нынче осень дерзко зелень ту сорвала.
И стоят уныло голые березы,
И роняют капли – дождевые слезы.
По земле намокшей ветер листья носит,
То подымет кверху, то их книзу бросит.
Воет, как волчиха, волченят сбирая.
Выглянул в окошко: осень золотая.
Мещаночке
На диванчике плюшевом ты мечтаешь малиново,
Свои глазки фиалковы в умиленьи закрыв.
– Вот бы платьице сшить…
Ну хотя бы паплиново.
И сидишь одинокая, о работе забыв.
Треплешь грязною ручкою занавес тюлевый
И уж видишь себя с реалистом в саду.
Он зовет, умоляет весь потный, июлевый,
Прогуляться с ним в поле, и ты шепчешь – «Пойду».
Скоблишь пол неокрашенный туфлей, сильно поно –
шенной
И уж полем идешь с ним полоской межи,
Вот сидишь на траве только-только что скошенной,
Та трава на полянке средь муаровой ржи,
Приоткрыла глаза и зардевшись бутончато,
Протянула в мечтах свои руки к нему.
И звучит на губах поцелуй знойнозвончатый
И он шепчет прерывисто: – «Я не в силах… Возьму».
Груди жмешь локотком, скоблишь ножкой усиленней.
Он тебя обнимает, сжимает дрожа.
Наклоняет к земле… ты уже обессилена.
Ты прерывисто дышишь, протестуешь лежа –
Но напрасен протест – платье легкое скинуто,
Снежат белые ножки на душистых цветах…
Но вдруг… вспомнила ты, что ты в платье паплиновом,
И о платье паплиновом зарыдала в мечтах.
Старье
(1916-17).
Ваня любит Паню,
Паня любит Баню.
Паня пригласила Ваню на кадриль –
Ваня отказался.
Паню пригласили –
Паня согласилась.
Ваня захандрил.
Паня испугалась,
С Ваней об'яснилась.
Ваня бросил Пане
Ревности упрек.
Паня воздержалась…
Лица прояснились.
Видно Ване с Паней
Даже ревность впрок.
Просопопея
I.
Я только раз, о Мета, моя река
В ночь лунную сидел на берегу у моста
И только раз ее в моей рука
Была положена без умысла и просто.
Я только раз, о! всплески тихих волн
В беседе вашей с желтою осокой
Намеки уловил о счастьи высоком
И только им был в ту минуту полн.
Но вряд ли ей понятен был язык,
Который только нам служил для объяснений.
Нет, никогда сердечное стремление
Не выдаст горести присутствием слезы.
II.
Луна плыла… И было то начало
К признанью робкому со стороны ея.
Вода в реке несясь, шипела как змея
И много публики спешило от вокзала.
Что ей сказать в то время – я не знал,
В ответ промолвить что, терялся я невольно
Понятно-ль было ей, что сердцу было больно,
Что за любящего нелюбящий страдал?
Страшился я тогда порывов к поцелуям,
А между тем безумно их желал.
О, знает ли она, что я тогда страдал,
Что крик отчаянья был близок, неминуем.
III.
Наскучило сидеть и мы тогда ушли
И думал я совсем закончить наши встречи.
К чему они теперь, когда ни через речи,
Ни через взгляды частые мы счастья не нашли…
А кто-то в глубине измученной груди
Не знаю для чего рождал иные чувства.
И было на душе в то время как-то пусто,
И счастья я не мог ждать без своей любви.
Я с нею молча шел… Плыла луна высоко.
О, ночи чудный миг, вернешься-ль снова ты?
Пусть нет во мне любви, как у нея глубокой.
Но я не чужд ея прекрасной красоты.