Часа два он шел не останавливаясь, пока не начал спотыкаться о камни. У подножья горы напился из родника, про который знал с поры счастливого детства, и лег прямо на холодную землю, вытянулся на спине. Давно утихло все, темень убрала кишлачные огни, расстояние отнесло в небытие лай растревоженных ходжикентских собак. Он лежал, отдыхал и думал: куда идти? Газалкент закрыт, там его уже ждут. Мардонходжа в Богустане — предал, как сказал караванщик, узнавший об этом от ишана. Все предатели. Верить можно одному себе. До конца.
Больше никаких мыслей не рождалось, даже куцых. Все тяжелело — ноги, руки и веки, наползающие на глаза. Самой тяжелой ношей стало сердце — от боли и злобы, переполнивших его. От беспомощности, неожиданной, как нищета для богача. Еще вчера он был хозяином золота, коня, оружия, Замиры. А сейчас все потеряно, у него нет ничего, кроме исфаганского ножа, которым убита некогда действительно любимая сестра.
Может быть, он все решит — этот нож? Вот сюда, между ребер, в тяжелый комок сердца, — и не думать, не искать выхода, даже не вставать.
Но человек живуч и не просто расстается с собой.
Шерходжа добрался до пещеры, где провел не один день, пока солнце грело родную землю лучше любой печи. Своей пещеры. Отыскал здесь, в еще одной железной коробке, когда-то плотно набитой иностранными патронами, забытый кусок казы — конской колбасы — и пересохшую лепешку. На день хватило. И сил прибавилось. Но на большее судьба не даровала ни крохи. А холод выгонял из пещеры.
Нет, не протянуть одному. Требовалась не только еда. Требовались какие-то люди, не для спасения — для помощи, чтобы сделать задуманное.
Куда же идти? Где могут появиться чекисты? Он все время опережал их, его мысль и ноги работали быстрее. А теперь? Новая ночь осела на горы, журчал исчезнувший с глаз ручей, звезды лучились в небе, помогая ориентироваться.
К полночи он выбрался из придорожных кустов близ того кишлака, где жил Халмат Чавандоз, отец Нормата, разделявшего тюремную камеру с баем, которому так верно служил всю жизнь. Почему же так верно? Чекисты не знали этого. А он, Шерходжа, знал.
С юности Нормат жил мечтой о Дильдор. Отец первым заметил это и обещал сделать Нормата зятем. Шерходжа долго смеялся, но отец рассердился:
— Зря смеешься, дурак! Он получит Дильдор, как мы с тобой луну с неба. Но пусть пока верно служит, мне больше ничего от него не надо.
Тогда Шерходжа подивился не коварству, а уму и властности отца, поучился у него.
За плечами белели под лупой высокие вершины гор. Ровной походкой он дошел до двора Чавандоза, но стучаться не стал, чтобы не поднимать переполоха, а перемахнул через дувал и… почти столкнулся с Халматом, отиравшим коня в углу двора, возле конюшни. Похоже, он только что вернулся на нем откуда-то. Прятаться было поздно и ни к чему, Халмат в упор смотрел на него.
— Байвача? — спросил он знакомым баском. — Что это вы в такое время, как вор, через дувал?
— Э-э…
Халмат ждал.
— Думал, спите, не хотел беспокоить.
— Ну ладно… И так сойдет. Как отец, здоров?
— Привет передает.
Халмат ногой подвинул приготовленную кучу люцерны под нос коню, показал на веранду:
— Гостем будете.
На веранде сели друг против друга, помолились. И Чавандоз спросил:
— Откуда же ваш папаша привет передает? Из тюрьмы? Ведь он в тюрьме сидит.
— Слышали?
— От людей ничего не спрячешь, как из черствой лепешки волоска не вытащишь. А как Нормат?
— Ваш сын? Ничего, здоров, работает.
И Халмат усмехнулся:
— Что случилось, байвача? Вас мать родила, чтобы врать?
— Не трогайте мою мать!
— Но ведь Нормат тоже в тюрьме. Что плохого сделал вам мой сын? Как только вылупился, с тех пор служит твоему отцу. Давно бы мог свой дом иметь, свое поле, теперь, слава богу, землю дают всем, кто работать хочет. За это кровь проливали… А он все крутится возле бая. Прожил свой век у него на побегушках. И даже за решеткой вместе с ним.
— В земле ковыряться лучше? Свои мозоли лизать?
— Лепешки с неба не падают.
— Нормат женится на Дильдор.
— Мертвой? — спросил Халмат Чавандоз.
Кожей Шерходжа ощутил свой нож за пазухой, за поясным платком. Примерился, далеко ли от него Халмат, рослый и крепкий, верткий и ловкий, все свои годы проведший на коне. Недаром его назвали Чавандозом — Всадником. Надо было как-то выиграть время, хоть минуту, и Шерходжа спросил, стараясь казаться пораженным:
— Мертвой? Дильдор? Что вы говорите?!
Тогда Халмат предупредил его, вероятно потому, что он невольно пошевелился.