— Не зря, — повторил Шерходжа, рушась на одеяло.
Секунду он полежал с закрытыми глазами, а потом приоткрыл их. Ишан молился. Умматали, который тоже был здесь, стелил дастархан, ставил еду. И Шерходжа почувствовал, что жизнь еще была в его ослабевших руках. Они ослабели лишь на время, сейчас отойдут, согреются — теплом от сандала сверху, чаем и кровью изнутри. Сейчас…
— А где Масуд? Я ведь из-за него добрался до Ходжикента! Что вы молчите?
Шерходжа приподнялся, сел. Молчание ишана и дервиша накапливалось, словно готовя удар.
— Он в Ташкенте, — ответил ишан.
Вот этот удар и состоялся. Стоило барахтаться в снегу, чтобы услышать это…
— Почему? — крикнул он на ишана, как будто тот был виноват.
— Дильдор умерла.
Еще один удар. Сам хотел убить ее, проникнуть в госпиталь после того, как шлепнет этого Масуда, но узнать, что сестренка умерла, было нелегко. Непросто. От чего умерла она? От ран, нанесенных его ножом. Та-ак… Не надо пробираться ни в какой госпиталь…
— Откуда вы знаете?
— Исак-аксакал рассказывал всем, — ответил за ишана Умматали, потому что имя «аксакала» у ишана, похоже, застревало в горле, не выговаривалось им.
— Матери сказали?
— Нет, еще не сказали. Бережем, — добавил ишан, не удержавшись. — Хотите увидеть ее?
— Пусть спит. Лишние слезы — помеха делу.
Ишан поклонился. За Фатиму-биби, которую он, оказывается, берег. Мать еще не знает…
— А его, учителя, позвали в Ташкент? — спросил Шерходжа, думая, что Дильдор укрыли последним погребальным покрывалом и землей чужие руки, совсем стала чужая. — Ничего, вернется…
— Проведут трехдневные поминки, и вернется, — подтвердил ишан.
«Я только что с одних поминок, — иронически подумал Шерходжа. — Выходит, что Дильдор поминал…» А вслух сказал:
— Подождем.
— Нет, здесь мы не сможем спрятать вас, Шерходжа, верблюжонок мой, — зачастил ишан. — Лампу жгли, чтобы предупредить. Ждали, да… Но спрятать!.. Вчера Исак-аксакал приводил чекистов. Вдруг пришли и перерыли весь дом. А если найдут вас, и матери не поздоровится, никому!
Вот зачем ишан жег лампу и ждал. От страха! Он-то посчитал — из-за заботы, а ишан сказал — предупредить, что не смогут прятать… Да и правда, где? На мельнице — товарищество. Тайник разгромлен. Где тебе прятаться, Шерходжа? Он подумал и принялся за еду. А сам все думал, все искал — где? И не было ответа. Все, конец… Доев и подобрав крошки, зверем посмотрел на ишана:
— Не бойтесь. Я уйду до утра.
— Куда?
— На небо, — засмеялся Шерходжа. — С неба скалился и вернусь туда же!
Отсмеявшись, он глянул пристальней на сморщенные, пришибленные лица ишана и дервиша и понял, что нужно держать их в руках, пока они во власти страха, нужно командовать, а не просить. И распорядился — тихо, но непоколебимо:
— Вы поедете в Ташкент, Умматали. — Дервиш забегал глазами, ища спасения у ишана, но тот сидел как статуя, безмолвно и даже как будто бездыханно, а Шерходжа уже назвал адрес дома, в который должен постучаться Умматали. — Там живет одна женщина… татарка Тамара…
— Жена вашего отца? — спросил Умматали.
Шерходжа не стал объяснять и распространяться.
— Возьмете у нее десять тысяч золотых.
— А если…
— Даст, даст, — предупредил его вопрос Шерходжа. — Скажите, что я еду в Кашгарию, а оттуда пришлю за ней верного человека. Чего так смотрите на меня? Глаза лопнут! Вам же спокойнее будет, если я уеду.
— А она…
— Если не поверит вам, пусть сама привезет мне деньги!
— Куда?
— В Хандайлык. К Кудратулле Ходжи. Я буду там ждать. Скажите, дальше вместе поедем… Вместе с ней…
Умматали опять обвел глазами ишана, но тот смотрел на Шерходжу и проговорил:
— Молодец, сынок.
— А если обманете, — Шерходжа пригрозил Умматали отогревшимися пальцами. — Я вас разыщу…
— Клянусь богом! — Умматали приложил ладонь к груди.
— Ну вот… Бог один — слово одно!..
— Когда мне ехать?
— На вашем месте я не стал бы ждать утра… И не ехал бы через мост, главной дорогой… Она не единственная… Седлайте и двигайтесь по берегу реки, в другую сторону, на дальний мост… Коня ведите в поводу сначала… Тише… Бог в помощь. Помолитесь, ваше преосвященство!
Ишан приподнял дрожащие руки:
— О-оминь!
На дворе Шерходжа заглянул в темное окно, за которым спала мать. Мысленно попрощался с ней. Проверил на ощупь маузер. Перемахнул через дувал и глянул в сторону сельсовета. Там неожиданно вспыхнуло яркое окно, заставив на миг отшатнуться и зажмуриться. Взяв себя в руки, он оглянулся на мост. Свет карманных фонариков рассекал темноту на мосту. Два луча скрестились, как два клинка. Правду сказал ишан…