жалуй, так отчетливо, ясно понял, что не ми
новать смерти. М ожет быть, ему совсем не
долго придется походить в сапогах. Может
быть, сегодня или завтра позовут и его. Шен
герей безрадостно натянул сапоги и старался
больше сидеть, чтобы не слышать их скрипа...
... Баржа остановилась у Смыловки. Всю
ночь Шенгерей не спал, а утро встретил осо
бенно беспокойно. По палубе изредка прохо
дили солдаты, стуча сапогами, — Шенгерей
пригибался, как под ударами грома. О баржу
плескалась вода, вдалеке перекликались паро
ходы, всполошенно кричали гуси. Все спали.
Д аж е Иван Бельский еще не просыпался. А
Шенгерею не терпелось. Он начал будить то
варищей.
— Эй. товарищ, вставай! Ай, как долга-та
спать' хочешь! Вставай!
Смертники начали подниматься.
— Не выводили?
79
— Нет, чтсгто затих он.
— Затих! Перед бурей всегда затихает.
— Утро, кажись, хорошее.
— Хвали, брат, утро вечером.
Утрами (через день) открывали люк; смерт.
-ники очищали параши и запасали воды. Сегод
ня это нужно было делать. Но люк не откры
вали долго, — солдаты ходили за провизией
на берег.
Наконец люк открыли. В трюм хлынули
волны света. Смертники сгрудились у лест
ницы, увидели стальное с прозеленью небо.
Солдат Захар Ягуков заглянул в трюм.
— Выноси ведра! Бери воду!
Из трюма вырвались промозглые голоса:
— А хлеб есть?
— Давай хлеб!
— Пухнем с голодухи!
Ягуков стукнул прикладом винтовки.
— Замолчь! Какой вам хлеб?
— Ишь ты, сытый сам!
— У него рожа-то вон какая красная, хоть
прикуривай!
— Замолчь,
сволочь! — обозлился
Ягу
ков. — Сейчас закрою!
— Но, ты... Сейчас идем!
По трюму полетело:
— Чья очередь?
Охотников заниматься утренней уборкой
было много: всем хотелось несколько минут, хотя бы мельком, полюбоваться рекой и ут80
ренним небом. Поэтому в трюме был заве
ден порядок — дежурить по очереди.
Очередных дежурных нашли не сразу. В
полумраке кто-то ржавым голосом спрашивал:
— Чья, говорю, очередь?
— Зубцова. Он убит, — ответили с кормы.
— Дальше кто? Михайлов? Здесь он?
— Нет, повешен.
— Следующей! Самарцев?
— Вот я! Иду! — обрадовался Самарцев —
дружинник из Токмашки — и начал разыски
вать ведра.
— Дальше кто?
— Бельский Иван... Чугунов, то исть.
— Не пойду я, — отозвался
Бельский. —
Неохота. Пусть за меня кто-нибудь сходит.
Расталкивая товарищей, к лестнице кинул
ся Шенгерей.
— Он не гулял? Зачем не гулял? Пускай
меня-та! Он не гулят — я гулям.
— Ты недавно ходил!
— Ишь, понравилось!
— Ай, какой твоя голова. Ай, ты... Пускай
меня, пожалыста...
Шенгерей стоял около лестницы, облитый
солнечным светом, просяще разводил руками, растерянно улыбался. В голосе его слышались
надорванные, стонущие нотки.
— Гулял раз — кака беда? Время будет —
ты гуляш, он гулят, все гулям. Я погляжу, какой река, какой погода. Чистый сердце по
гляжу мала-мала!
6 Б«ееивртнФ
81
— Пусть идет, — сказал Вельский.
— Ай, вот человек! — обрадованно
вос
кликнул Шенгерей.— Бульна хороша человек!
X I V
Началась уборка. Шенгерей и Самарцев
очистили параши,
распространив по трюму
зловоние. Потом начали запасать воду. Шен
герей просился
поработать, чтоб р азвея ть; тоску. Но, бродя по палубе и осматривая
окружающее быстрыми, ищущими глазами, еще сильнее загоревал.
День стоял холодный,
блеклый.
Быстро
заносило
непогодье. Кама, казалось, зябко
вздрагивала. С поймы летели желтые, про-зрачные листья. В затишке плавали гуси, пе
рекликаясь осенними позывными голосами.
Шенгерей изредка останавливался с ведром
воды и, разгибая спину, горестно шептал:
— Уй, плохо! Совсем пропал.
Самарцев первым спустился в трюм. Смерт
ники окружили его и начали подробные рас
спросы.
— Заносит? Да, сейчас дождя нужно...
■— Стоим-то где? У Смыловки?
— Народ на пристани есть?
— А на этой стороне что — лес?
—■ А поля как? Видно поля?
— А река здорово обмелела?
Со всех стэрон лезли, расспрашивали. Са*
82
марцев сначала
терпеливо
отвечал, но под
конец не выдержал:
— Очумели вы! Да у меня что — десять
глаз? Где мне все разглядеть?
— А ты смотрел бы!
— Да сколько я был там?
— Минут пятнадцать был!
— Тьфу! Да за пятнадцать минут, скажите
на милость, разве можно...
— А то нет? Д а если...
— Эх, ты! Сходи-ка да разгляди...
Пока смертники спорили с Самарцевым, на
палубе случилось неожиданное... Перед тем
как спуститься в трюм, Шенгерей остановил
ся, взглянул по сторонам, на небо, на поля.
В этот момент из каюты вышел поручик Бо
лотов. Лицо его было нахмурено, весь он
подтянутый, настороженный. Шенгерей хотел
уже спуститься в люк, — Ягуков прикрикнул
на него, — но вдруг ему пришла в голову
дерзкая мысль. Он опустил на палубу ведро, подбежал к поручику и боязливо позвал:
— Господин начальник...
— А? В чем дело? •— обернулся Болотов.
— Господин... — голос Шенгерея рвался.
— Эк говорит, как жвачку жует!
— Пускай,
пожалыста... — закончил Шен
герей. болезненно улыбаясь.
— Что?!
— Диревню домой-та пускай, пожалыста.
— Тебя?!
— Правда, правда, миня...
8*
S3
Подобного на барже не случалось.
Это
первый заключенный попросил пощады. «З а
бавно...» — подумал Болосов и, сдвинув свет
лые брови, внимательно осмотрел Шенгерея.
Перед ним стоял небольшого роста татарин, в распахнутой мягкой поддевке, в яловочных
сапогах на коротких, немного кривых ногах.
Он стоял ссутулившись, пригнув голову, по
крытую теплой, похожей на колпак, шапкой.
Из-под шапки торчали, отливая бронзой, ко
роткие волосы. Лицо было -маленькое, -высох
шее, перевитое бороздами морщин, на подбо
родке рос кустик чахлых волос, а уши, ото
гнутые шапкой, были желты и прозрачны, как
омертвелые листья.
Бологов повернулся к Ягукову, указал гла
зами:
— Закрой люк.
Еще раз окинул Шенгерея неясным, ничего
не выражающим взглядом.
— Так тебе захотелось домой?
— Диревню надо, господин начальник.
Шенгерей обрадовался, что поручик оказы
вает внимание, но что-то удерживало его
распахнуть душу; он заговорил стыдливо и
осторожно:
— Сам знаешь, работать надо—дома рабо
тать, поле работать. Баба есть, — какой толк
баба?
Туда — баба,
сюда — баба,
третье
место — баба...
А баба — худой. С тяжелой-та работы кругом ломался баба! Да ребятиш
ки связали рука-та, нога-та...
84
— Сколько их — ребятишек?
— Две парнишка, пять девчонка...—Шенге
рей поднял голову, на посеревшем от голо