Капитан Ней, как всегда, не торопился от
вечать, густо дымил папиросой, посматривал
в окно.
— Нет, серьезно?
— Серьезно?—переспросил Ней и, продол
жая смотреть в окно, начал осторожно бро
сать слова, словно отсчитывал сдачу мелкими
монетами.— Они знают, за что умирают, доро
гой. Знают. Если плохо знают, — чувствуют.
Вот в чем их сила. Она, говорите, пугает вас?
О, как эта сила может
еще
расправить
крылья!
— Вы думаете?
— Почти убежден, — ответил Ней. — Мы
90
сделали
непоправимую
ошибку. Непоправи
мую.
— Какую?
— Надо было обойтись без лишней крови,
— Это невозможно! Утопия!
— Ну, значит, и победить нам невозмож
но... — невозмутимо отсчитывал слова Ней. —
Народ, дорогой поручик, не потерпит этого.
Поняли? Вы знаете, что такое — народ? Нам
нужно было обмануть его. А на это у нас
нехватлло ума и выдержки.
С минуту молчали. Капитан Ней начал хо
дить по каюте. Будто нечаянно натыкаясь н ъ*
препятствие, он иногда
резко
встряхивал
круглой лысеющей головой, а потом поправ
лял на 'Носу пенсне.
— Меня удивляет, Арнольд Юрьевич...
— Мои взгляды удивляют? Д а ? — перебил
Ней. — Тогда
можно ‘оставить эту тему. Я
никому не навязываю своих мыслей. Мы
взрослые.
Хотя — не совсем. Но я хорошо
знаю народ и отчетливо ориентируюсь в об
становке.
«Не в духе», — подумал Бологое и, ре
шив переменить разговор, спросил:
— Вы сейчас — куда?
— В Казань.
— Не слышали, как дела на Волге?
— Ничего. Хотя не блестяще. — Глаза Нея
осторожно
поглядывали из-за стекол пенс
не. — Пожалуй, даже плохо. Волга у Каза
ни — за нами. Но около Воробьевки, по по-91
следней сводке, идут серьезные бои. Очень
серьезные. Нас теснят. Ленин, говорят, отдал
приказ: немедленно взять Казань. Ну, а если
возьмут Казань — наша армия потерпит боль
шой удар.
— Казань не возьмут, — хмуро сказал Бо
логов.
— Вы злы на большевиков, я знаю, — спо
койно возразил Ней. — Это похвально, но вы, дорогой, многого не понимаете. Не обижай
тесь, я говорю откровенно. Я прихожу в
ужас от мысли, что среди нас многие см о г
рят на события сквозь розовые очки. В этом
может быть одна из причин нашего пораже
ния. Не перебивайте, Николай Валерианович...
Так вот, Казань красные могут взять. Советы
располагают огромными силами.
— Но они плохо вооружены! — загорячил
ся Бологов.
— Очень хорошо.
— Да чем же?!
— Верой в свои идеи, поручик! — уже сер
дито ответил Ней. — Именно той силой, с ко
торой в маленьких масштабах сталкиваетесь
на своей барже. Поняли? Вы хмуритесь?
Бологов отвернулся к окну.
— Что же делать мне?
— Отправляйтесь до Белой. Там посадите
новую партию большевиков. И возвращайтесь
обратно к устью. Все.
— А этих? — осторожно спросил Бологов.
— Сколько их?
92
— Около двух сотен.
— Ну, знаете ли... — смутился Ней. — Не
смею ничего сказать.
— Так послушайте! — Бологое близко по
дошел к капитану, заговорил запальчиво. —
До Богс'родска я их не повезу! Да! Всех! До
одного! Это мой ответ на все, о чем вы гово
рили!
— Ваша
рука
владыка, — Ней
опустил
глаза.
Вышли из каюты. Капитан Ней спустился в
моторку; она, часто тутукая, рванулась на
меркнущее стремя реки « понеслась по тече
нию. Моторка уже скрылась за поворотом, э
Болотов все стоял у борта, врасплох зах ва
ченный множеством новых дум. Разговор с
капитаном Ней еще больше оживил тревоги.
Неужели... «Россия! Россия!» — горько шеп
тал Бологое, тупо смотря в воду. Река затих
ла. Солнце билось в паутине леса, устало ше
веля длинными усами. Среди взгорий я по
темневших зарослей белотала река лежала, как шкура серебристой лисы.
Ночью двадцать смертников были расстре
ляны.
X V I
Василий Тихоныч спустился на берег, к
роднику. В камнях, под косматой ветлой, бы
ла сделана запруда и поставлен маленький
сруб с крышкой, как у колодцев. Василий
Тихоныч поставил котелок на камень, отки-93
пул крышку садка, сунул руку в холодную
проточную воду,— в садке заметались, заби
лись большие рыбы.
— Ну, ну, не шуметь!
Вытащив туго извивающуюся стерлядь, В а
силий Тихоныч взялся за нож. С вечерней
реки донесло шум моторной лодки. Василий
Тихоныч обернулся, увидел: лодка на полном
ходу подворачивала к берегу, отваливая тол
стый пласт тяжелой, холодно-серебристой во
ды. На моторке — цветистый, порывисто на
тянутый флажок.
— Тьфу! Житья нет на реке!
Моторка ткнулась в берег. Первым с нее
соскочил небольшой кругленький офицер в
пенсне, за ним — трое солдат. Василий Ти
хоныч выронил из рук стерлядь, — почуяв
свободу, она наделала такого шума в садке, что старик прослушал, что крикнул ему офи
цер. В растерянности Василий Тихоныч не
знал, куда спрятать нож. Офицер, видно, по
вторил свой вопрос:
— Рыбачишь, дружище?
Голос был приятный, мягкий. И смотрел
офицер добродушно, улыбаясь. Василий Ти
хоныч только теперь увидел, что все военные
без оружия. От сердца отлегло: видно, со
шли они на берег просто покушать свежей
рыбы, — всем известно гостеприимство рыба
ков на Каме.
— Ну, как ловля?
— Идет малость, — заговорил облегченно
94
Василий Тихоныч. — Только ветра нынче, бу
ри. Маята!
— Угостишь? — спросил Ней. — Заплатим.
— Милости просим...
— Не обидим. Поужинать хочется, а не
где.
— Милости, говорю, 'просим.
— А хлеб есть?
— Найдется, ваше благородие.
Добром
люди просят — все найдется, У нас так.
Открыв крышку садка, Василий Тихоныч
щедро предложил:
— Выбирайте сами!
— О! Одну минуту!
Капитан Ней и солдаты с радостью стали
вылавливать стерлядей, а они вырывались, били хвостами, обдавали брызгами.
— Покрупнее можно?
— Лови, лови!
— Еще?
— Лови еще!
Принимая стерлядей, Василий Тихоныч бы
стро разрезал им брюшки, обмакивал в воду
и бросал в котел. Когда котел был доста
точно наполнен, сказал:
— Ну, хватит, господа. Пошли.
— А чистить их? — спросил Ней.
— Я вычистил!
— Позвольте, но ведь вы только разрезали
их, а не чистили. Кишки надо...
— Чистить нельзя.
— То есть как?
95
Василию Тихонычу понравилось, что офи
цер не знает, как рыбаки варят стерляжью
уху, и развеселился:
— Нельзя, нельзя, ваше благородие. Весь
жир уйдет. А как мы варим, — вот уха! Уж
бы послушайте меня, я ее, слава богу, вари
вал...
Начали подниматься к землянке.
— Уха ухе рознь. Свари ее на в о л е ,—
объяденье! — разговорился
Василий
Тихо