ныч. — У нас дед был... Бывало, достанет
рыбы, так нет чтобы дома сварить, нет! Сло
жит в котелок, пойдет на речку, разведет ко
стер. Сварит, стало быть, уху по всем прави
лам и несет домой! Вот как!
...Уха удалась чудесная — жирная, чуть при
пахивающая дымком и луком. Капитан Ней и
солдаты были в восторге. А Василий Тихоныч
то и дело прижимал к груди каравай, отре
зал гостям ломти хлеба, перед каждым по
ложил листья лопуха для рыбы, настойчиво
упрашивал дочиста опорожнить котел. Он
всячески старался угодить гостям.
— Вот незадача! — все вздыхал он. — Пер
цу нет, лаврового листу нет. А надо бы.
— С перцем еще бы лучше.
— Не говори!
Совсем свечерело. В лесу было тихо, сон
но. Около землянки в посохшей траве пры
гали лягушки. Над головешками обессиленно
вздыхал огонек. И з-за поворота показался
пароход, он прошел вниз, отчетливо шлепая
96
н л и ц й м и и бороздя реку острыми клинками
разноцветных огней. Было слышно, как к бе
регу,
подталкивая друг друга, покатились
волны.
Василий Тихоныч встревожился:
— Лодку не сорвет?
Ней махнул рукой, — дескать, не должно
сорвать.
— Я взгляну, — засуетился старик. — Не
долго до греха. Доедайте тут все, а я схожу.
Чайник возьму, по пути воды зачерпну. Чайку-то попьете? После ухи на чай позывает, знаю...
Он скрылся под обрывом.
— Чудесный старик! — сказал Ней.
— Накормил так накормил! — несмело ото
звался один из солдат.
На берегу Василий Тихоныч задержался.
Поднимаясь к землянке, сообщил:
— Закинуло на берег немного.
— Столкнули?
— Столкнул... Фу, совсем, видно, сердце
попортил. Как на гору, — перехватывает ду
шу поперек, и только...
Через полчаса, напившись чаю и дружески
простившись с гостеприимным рыбаком, к а
питан Ней и солдаты сели в моторку. Васи
лий Тихоныч на прощанье помахал им рукой.
А потом кинулся к прибрежным кустам, взволнованно шепча:
— Господи! Удача-то какая!
В кустах тальника было спрятано украден-7 Б есекерти е
97
ное с моторки оружие — офицерский наган и
три винтовки с патронташами. Василий Тихо
ныч вытащил оружие, бросился на крутояр.
У землянки остановился передохнуть, огля
нулся на реку. Моторка полным ходом заво
рачивала обратно. «Спохватились!» Василий
Тихоныч опустился на колено, щелкнул з а
твором винтовки. Не дойдя до берега, мотор
ка неожиданно вильнула кормой и, рокоча, рванулась вниз.
—
Ага! — обрадовался Василий Тихоныч.—
Раздумали? Догадались? Я бы вас встретил!
Немного погодя Василий Тихоныч, забрав
оружие, направился в Черный овраг. Нико
гда еще он не испытывал такого приятного
ощущения своей значимости в жизни. И дав
но не чувствовал себя так уверенно и бод
ро, — годы его словно повернули вспять. Пер
вый раз, кажется, он забрасывал личные де
ла ради нового большого дела, которое вдруг
настойчиво позвало к себе, и это наполнило
его гордостью и смутными радостями.
X V I I
Заложив руки под голову, Мишка Мамай
лежал у землянки и задумчиво смотрел вверх.
Тонкие сосны подпирали в небо. Высоко-вы
соко сплелись их кудрявые вершины. На дне
Черного оврага сумеречно, дремотно, лишь
изредка тихонько шевельнется сосна, обро
нит засохшую ветку или вдруг, вырвавшись
98
из веток ивняка, радостно заговорит ручей.
В западной стороне устало плотничал дятел.
— Груздей — тьма, — сказал Мамай.
Рядом с ним лежал ворох сухих и сырых
груздей, рыжиков, маслят. Мишка пошарил
рукой, раздавил один груздь.
— Так и прут из земли. Хоть лопатой греби.
Смуглый и скуластый Смолов доплетал
лапоть. Перебирая лыко, заметил:
— Зря рвешь.
— А что?
— На родном бы месте сгнили. Дожили бы
век и сгнили. А тебе все надо тревожить, все
тревожить. Зуд какой-то у тебя в руках, я
так понимаю.
— Тошно...
— Ха, тошно! А мы как живем?
Сосна, сломанная бурен, лежала над зем
лянкой, закрыв ее хвоей. Для постороннего
глаза землянка было почти незаметна, р ней
уже с месяц жили еловские члены совета —
Смолов и Камышлов, чудом спасшиеся при
расстреле, и два дружинника из соседнего
поселка — Воронцов и Змейкин.
Жили они
в землянке, как барсуки в норе. Одно
образно коротали время. Упорно ждали пере
мен. Знали, что на свои силы надеяться не*
льзя. Их дружина была разгромлена, мно
гие товарищи убиты, остальные разметаны по
округе, словно ветром оборванные с одного
дерева и разбросанные нивесть где листья.
7»
99
Ждали, надеялись, что вот-вот нагрянут крас
ные войска и освободят Прикамье...
Сгибаясь, Смолов затягивал ленты лыка, присматривался к лаптю.
— Потерпи с наше.
— Потерпи! — Мамай со стоном перевер
нулся на живот. — Ух, ты-ы... Дуги бы гнуть, что ли?! Или бы самогон пить!
— Вот тебе на! Утром резвился, а к ве
черу взбесился.
— И взбешусь! Сидишь, как на цепи.
Мамай приподнял голову.
— Брось лапоть. Спой. Я подтяну.
Сощурясь, Смолов взглянул, усмехнулся.
Мамай ударил кулаком по земле:
— Чорт! И песни петь нельзя...
Немного прожил Мамай в Черном овраге, а как измучился! Он быстро оправился от
потрясений на барже; так молодой дуб, сколь
ни треплет его буря, выстоит, не обронив и
одного листа. М амая уже начало раздражать
безделье. Ему, подвижному и охочему до ки
пучей жизни, было трудно сдерживать в себе
вновь окрепнувшие беспокойные силы. Д а и
думы о Наташе не давали покоя. В живом, горячем воображении Мишки постоянно вспы
хивал ее образ — родной, светлый. Он вспо
минал все, что знал о ней, что успел разгля
деть в ней и вокруг нее. Он мысленно гладил
ее черные косы, заглядывал под длинные
ресницы; как и раньше, он не мог только
разглядеть цвет ее глаз, — они были уж очень
100
искристые, в них было много-много света.
Она стояла перед глазами чаще всего в
своей любимой позе — немного закинув го
лову.
Дятел замолчал. За вершины сосен цепля
лись солнечные тенета. Отложив лыко, Смо
лов достал кисет, стал выбивать кресалом
искры из кремня.
— Зря рву, верно, — согласился Мамай.
Он вдруг поднялся — высокий, в синей ру
бахе и отцовском пиджаке, в солдатских брю
ках и лаптях. Ядовитая улыбка мелькнула у
тонких
упрямых губ. Он резко
откинул
чуб.
— Илья, — сказал он твердо, — ничего ты
не знаешь! Эх, взять бы землю на руки да
грохнуть об камень! Чтоб в куски! Чтоб
брызги!
— А з а что? — спросил Смолов.
— Так... Канитель на ней, не жизнь.
В воздухе запахло тлеющим' трутом и та
баком.
— Ну, а потом?
— А потом бы я сел на камень и опять