шит скрип уключин и плеск воды.
Остано
виться тоже нельзя — течение несет неотра
зимо. Минута приближения к смутно маячив
шей барже казалась бесконечной.
Василий Тихоныч показал подлинное ма
стерство старого речника.
Лодка беззвучно
подошла к барже, не задев борта, и — такой
уж случай — Мишка Мамай ловко схватился
за лесенку.
Привязались.
Стали слушать.
На барже
было спокойно. В густом тумане медленно
таял огонек сигнального
фонаря,
тускло
освещая виселицу с двумя повешенными.
— Иду! — шепнул Мамай.
Осторожно снял пиджак и фуражку, поло
жил на дно лодки. Сунул за пояс небольшой
железный ломик. Д ерж а в руке наган, под
нялся по лесенке и, переждав минуту, выгля
нул на палубу.
124
Пустота. Тишина. Туман.
Каж дое мгновение Мамай ждал шороха на
барже. Он не боялся. Он был уверен: сейчас
именно часовой должен испугаться от неожи
данности. А пока солдат, перепуганный, со
берется
выстрелить, — он,
Мамай,
многое
успеет сделать! Но часовой не показывался.
Мамай легонько кашлянул. Тихо.
Часовой
медлил. «Вот тварь! — выругался про себя
Мамай. — Спит или... Все равно, надо итти».
Выскочил на отсыревшую палубу. Несколько
секунд стоял неподвижно. Потом, пригибаясь
и высматривая, мягким звериным шагом на
правился прямо к каютам, готовый при ма
лейшем шорохе сделать резкий прыжок впе
ред.
Быстро обошел каюты.
—
Спят,
мерзавцы... — Мамай прошептал
это с таким выражением, будто и в самом
деле сожалел, что на барже не оказалось ча
сового.
Остановился у дверей одной каюты, послу
ш а л ,— там сонно храпели солдаты. Взмахнул
рукой.
Смолов,
наблюдавший за Мамаем,
проворно выскочил на палубу, за ним —
остальные. Василий Тихоныч остался в лодке
и, словно ожидая бури, туже натянул картуз
на взмокшие волосы.
Пробежав на
корму,
Мамай
опустился
у люка на колени, осмотрелся. Всюду — бе
лесая, неподвижная, непроницаемая муть.
Торопливо ощупал люк.
Крышка
плотно
125
сидела в гнезде и была перетянута толстой
железной скобой. В ушке скобы — тяжелый
замок.
— Ну, заковали...
Откинув мокрые волосы со лба, Мамай по
пытался поддеть ломиком скобу.
Попробо
вал с одной стороны, с другой,—нет, не под
денешь. За одну минуту Мамай взмок. Уста
ло, бесцельно глядя в туман, отложил ломик
в сторону.
— Что же это такое?
Дышать было трудно. На миг Мамай уви
дел картину ночного трюма: заложив руки
под затылок, спокойно спал Иван Бельский, измученная Наташа уткнула голову в солому, Шенгерей чешет тело, кто-то из токмашцев
бредит.
За бортом глухо всплеснулась вода. Мамай
встрепенулся: «Белуга, будь* она проклята...»
И вдруг вспомнил: рядом, на стене каюты, развешаны пожарные инструменты. «А га!» —
в Мамае все затрепетало от радости.
Топор нашел быстро. И поняв, что вот сей
час, сейчас откроет люк, выручит товари
щей, — вдруг почувствовал, что враз ослабли
руки. Кое-как поддал скобу и, • боясь, что
скоро потеряет все силы, не успев сделать
дело, сильно рванул за топорище, — гвозди
взвизгнули, и М амая прожгло с ног до го
ловы. Откуда-то с лаем вырвалась со б ак г
Мамай вскочил, пинком подбросил собаку на
воздух...
126
В раз ожили каюты, заскрипели двери, з а
звенели стекла. Раздались крики солдат. П о
слышались выстрелы. Испортил все дело
Змейкин. Он струсил и, крича, шмыгнул с па
лубы в лодку. Из дверей каюты, у которой, стоял Змейкин, вырвались солдаты. Смолов
выстрелил, сшиб одного. Из лодки кричали.
Смолов понял: уже все в лодке. Выругался.
На него налетели солдаты и матросы, сшиб
ли с ног. Смолов каким-то чудом высколь
знул из груды тел, отскочил к борту, слез
в лодку. А на палубе все еще катался хри
пящий и стонущий клубок: солдаты думали, что бьют Смолова, а били своего — водолива
Мухина, который, в отличие от других, был
не в белье, а в синей куртке.
А Мишка Мамай метался по корме. Мимо
шла в тумане лодка. С нее кричали:
— Мишка! Прыгай!
От каюты метнулся солдат, ударил Мамая, Бышиб у него наган. Мамай и солдат схвати
лись и, тяжело урча, стали кататься по па
лубе. Солдат был необычайно ловкий и силь
ный, он подмял М амая, норовя схватить за
горло.
— Не души, гад! — отбивался Мамай.
— Сюда-а! Сюда! — кричали с лодки.
К бортам баржи устремились.
Кто-то во
пил:
— Держи! Держи!
Мамай, улучив момент, ловко перебросил
через себя солдата. Но тот опять вцепился, 127
повизгивая от бешенства, и они покатились, покатились и — свернулись за борт. Солдаты
подлетели к борту, но было поздно. Они кри
чали, ругались, но не стреляли — боялись
убить Захара Ягукова, которого вместе с Ма
маем река несла в туман, в ночь. Ягуков з а
хлебывался, кричал. Солдаты хотели подоб
рать его с лодки, но лодки на барже не ока
залось.
— А Мята где? — вспомнил Погорельцев.
— Убежал, видно, подлец!
— Бросай круги! Бросай, а то утонет!
В воду полетели спасательные круги.
Сильными рывками Мамай метнулся по те
чению. Из тумана до него донеслось:
— Миш-ка-а...
Мамай не понял, откуда долетел крик, но
ответил:
— А-о-о!..
Отплыв больше сотни метров; Мамай опять
услышал, что его зовут. Теперь показалось, что крик долетел с левого берега. Круто по
вернув, ударился наперерез течению.
Греб
сильно, вырываясь по грудь из воды, бился
долго, но берега не мог достичь.. Снова услы
шал крик, на этот раз отчетливо —■ со стреж
ня реки. Мамай безотчетно повернул обрат
но. Но вдруг правую ногу начали сводить су
дороги...
Безмолвно стоял туман.
128
X X I I I
Едва держась на воде, Мамай поймал что-то легкое и скользкое и сразу догадался —
спасательный круг (солдаты бросали круги
Ягукову, они и плыли по течению). Вскоре
Мишку, усталого и продрогшего, подобрали
товарищи. Уложили на дно лодки, закутали
сухой одеждой.
Стиснув челюсти,
Мамай
бурно вздрагивал.
Обескураженные неудачей, партизаны спу
стились километра три по течению и случайно
попали в небольшую протоку. Остановились
на острове. Развели костер.
Смолов и В о
ронцов, собирая по кустарникам дрова, на
толкнулись на стожок сена.
Разгребли его,
закутали М амая. После дождей промокший
стожок прел, источая душное тепло. Мамай
быстро согрелся и крепко ;уснул.
А когда проснулся, было уже утро. Небо, как и вчера, крылось серой изволочью, но
стояло выше над землей.
Нельзя было по
нять: поднялось или нет солнце. С устья шел
ветер. Он шел порывистой походкой, трепля