Что же делать? Да ничего особенного, почти ничего. Избегайте серьезности, выбирайтесь из нее, как слон выбирается из грязи. А выбравшись, станьте подобны огню, никогда не возвращающемуся на сожженное место, и шествуйте дальше в гордом одиночестве, словно носорог[6].
Скажу главное: стремитесь не к тому, чтобы «видеть», а к тому, чтобы «ведать». Разница вроде небольшая, но очень существенная. Видеть можно только видимость, т. е. заведомую поверхностную ложь, и сколько бы слоев лжи вы ни одолели своим видением, в глубине их еще больше. А ведание относится к пониманию самой сути, истинного смысла, оно не имеет дела с поверхностной ложью. Конечно, любые суть и смысл тоже основываются на лжи, но на Лжи Изначальной, сердцевинной, находящейся вне обыденного человеческого разумения. Сейчас речь не о Ней.
Вначале ведание обычно оказывается неполным, однако тому немногому, что ведаешь, ты можешь доверять. А дальше ты либо достраиваешь реальность, угадывая недостающие части головоломки, либо ожидаешь озарения и самораскрытия в новом знании.
Термин «ведание» еще не был знаком мне в описываемое время, хотя сам метод получения знания я тогда уже постиг. Позднее, в процессе общения с Федором Ивановичем, другими старцами-ведунами и мудрецами Русской Вселенной, я открыл для себя и с радостью включил в свою речь многие слова и понятия протоязыка, сразу ставшие для меня естественными и привычными. Но я немного забегаю вперед.
Итак, сняв с восприятия пленку видимости, тонкую, но состоящую из мириад слоев, я осторожно обратился к истинной сути своего попутчика. Осторожность в методах ведания просто необходима — ведь это всегда обоюдный процесс, в котором и познающий, и познаваемое становятся на мгновение единым целым. В этот миг появляется то, что профаны называют «общей кармой», мы об этом еще поговорим. Да, осторожность была необходима, но я, сколь ни стремился к ней, все же оказался не готов к обрушившемуся на меня Знанию. Слабое подобие того, что испытал в тот момент, я пережил за полгода до этого в Египте, легкомысленно прикоснувшись к одному древнему артефакту в Гизе.
В первый момент показалось, что поезд потерпел крушение, на полном ходу сойдя с рельс, покатился с высокого откоса. Земля и небо менялись местами и кружились в причудливом танце, а я вверх тормашками летел в зияющую пасть великой Пустоты. И все это было лишь отражением в мудрых печальных глазах седобородого старца, заполнявшего собою все. От края и до края небес, от самого дна и до вершины бытия, в белых одеждах, с посохом в руке, Он, Создатель мира, с грустью смотрел на его гибель. В нескольких мгновениях Его вечности заключались миллиарды наших лет. Но не с гибелью этой вселенной и всех ее обитателей была связана грусть очей Создателя...
Да, Федору Ивановичу было ведомо Знание, далеко превосходившее пределы нашего мира, его начало и конец. Его знание о себе самом не ограничивала глухая огненная стена Большого Взрыва — точки рождения вселенной. Оно простиралось вширь, теряясь во множественности реальностей, и вглубь, уходя в безначальную череду предшествующих миров. Беспредельное сходилось в центре самоосознания, в воплощенном человеческом духе.
Прервалась связь миров...
— Напужал ты меня, Лександр! Гой еси втройне, Мокошь на земли — Хоре на небеси... Спасибо, матушка-заступница-троеручица, в себя пришел! Ох, и велика в тебе гойная сила!..
Я лежал навзничь на нижней полке, а надо мной хлопотал, совершая руками непонятные пассы, Федор Иванович. При этом он что-то говорил, но часть слов была мне незнакома, и я мог уловить только общий смысл произносимого.
Легкая слабость и головокружение еще присутствовали — тем не менее я нашел в себе силы сесть, прислонившись спиной к пластиковой стене купе.
— Кто вы, Федор Иванович? Откуда вы? — произнес я с некоторым трудом главные для меня на тот момент вопросы.
— Понимаю, понимаю тебя, Александр. Большое ты узрел, теперь тебя малое занимает. Можешь, конечно, ты и сам это узнать, но не сейчас. Сейчас тебе отдохнуть надо.
— Так, может, вы мне расскажете?..
— Расскажу... Хотя мог бы тоже любопытствовать начать. Что ты в чужих краях ищешь? Какой со Смертью договор заключил? И почему нежить серая за тобой по пятам ходит, а вреда не причиняет?
«Как он это разглядел? И если все знает, отчего по-прежнему спокоен и доброжелателен? Серые... А ведь я их уже дня два не видел. Неужели у него есть власть над ними?» Все это пронеслось у меня в сознании и исчезло. Осталась только льющаяся из самого сердца и все больше переполняющая меня радость. «Вот оно! Этой встречи я ждал всю жизнь! Теперь я не один!»
6
Вольный пересказ нескольких мест из «Дхаммапады» — одного из древнейших буддийских текстов.