Строго отбирают космонавтов для полетов. Не менее строго, требовательно, чем вначале, при зачислении в группу. Не берусь судить, какие качества тут сыграли решающую роль, но, думается, немалое значение имели особенности его цельного характера.
Особенности характера — о них я буду говорить. Прошу извинения у читателя, вначале придется коснуться первого предполетного периода в жизни Владимира Комарова, о котором и я писал раньше, писали и другие. Возвращаюсь к нему потому, что все-таки, на мой взгляд, просветлен он не до конца. А между тем в нем-то как раз и сконцентрирована цельность характера космонавта.
В то время Владимир Комаров испытал столько неудач, что сейчас удивляешься, как их вынес, не согнувшись, один человек. Одна за другой две беды. После операции на полгода лишили перегрузочных тренировок. Полгода борьбы с собой и за себя. Он наверстал упущенное, вошел в строй. Мы увидели его на космодроме — дублер Павла Поповича. Признался нам: «Ничего не хочу так в жизни, как полететь в космос. Во сне даже летаю…»
И надо же такому случиться — снова не повезло. На центрифуге выявился «сбой» ритма сердца. На очередном старте мы не увидели Комарова. Космонавты огорченно говорили: «Тяжело Володе». Никто не знал, полетит ли он в космос. Я увидел его потом в «Звездном городке». Спокойный, уравновешенный, как будто ничего и не случилось. Улыбнулся. «Ничего, будет порядок».
Еще четыре долгих, тревожных месяца борьбы. Новая проверка на центрифуге — он здоров. Это был, пожалуй, первый большой праздник в жизни Владимира Комарова. Праздник победившего человека.
В чем эта особенность — в сильной воле, стойкости, мужестве, душевной собранности? Не только. Перед первым полетом Комарова я побывал у него дома, вели разговор о предстоящем старте. Тогда еще не было известно, кто полетит — он и его товарищи или другой экипаж, тоже полностью готовый. Я сказал, подбадривая:
— Теперь, видимо, не должно сорваться… Сколько вы вложили сил…
— Дело не в этом, — ответил он. — Я могу уступить, если увижу, что другие слетают лучше, больше сделают в космосе. — Потом помолчал, вышагивая по комнате. Повернулся ко мне: — Возможно, кое-кому кажется: Комарову загорелось слетать в космос, и он рвется, несмотря ни на что. Не скрою, мне хочется побывать там, в космосе. Но зачем? От людей, посвятивших себя космонавтике, требуется все больше знаний и специализации. Я пилот и инженер. Я должен сделать свое. И сделать так, чтобы осталось удовлетворение — выполнил все, что в силах. Если хотите, это моя давняя цель. К ней я и иду.
Кстати, могу сказать, кто меня и окрылил, — Сергей Павлович Королев. Когда мы познакомились получше, он сказал: «Володя (впервые назвал Володей), ты должен летать на новых кораблях». Это было перед стартом Павла Поповича, когда мы остались с ним вдвоем на высотной площадке. Сергей Павлович заговорил тогда о тяжелом многоместном корабле. Речь шла о «Восходе».
«Вам хочется отвести самую почетную обязанность — возглавить экипаж», — сказал он. Ради такой цели я был на все готов… Любые сложности мог одолеть.
Только тогда прояснилось, откуда у Владимира Михайловича одержимость к полету. Это человек, окрыленный светлой, прекрасной целью. Человек большого мужества, большого полета!
В последнее время мы встречались реже. Но я слышал и от него самого, и от его товарищей, что он с головой ушел в исследовательскую работу. Не терял даром времени. Хотя, конечно, многое и отвлекало, но он упорно, с прежней волей и душевной собранностью экспериментировал, все шире раздвигая рамки поисков, опытов.
Под его руководством трудились инженеры, врачи, техники. Это была и практическая, и научная работа. Во имя будущих полетов.
Недавно один ракетчик-инженер рассказывал мне:
— Вместе с Комаровым мы как-то знакомились с новой техникой. С ним легко работать вместе: не пасует перед сложностями. В нашем деле кругом новинки, все сложно. И он во все вникает. Часто говорит: «Это тоже надо знать». Каждую сложность открывает своим умом. Самостоятельный человек. И очень товарищеский.
Самостоятельность, товарищество — тоже особенности характера Владимира Комарова. Как он ни занят, но если что-то попросит товарищ, все отложит и придет на помощь. Он и раньше не жалел времени, чтобы подтянуть ребят по теоретическому курсу. И потом старался растолковать каждому сложнейшие математические формулы. Все космонавты учатся в академии. Для Владимира Комарова это был пройденный этап.
А самостоятельность… Она пригодилась космонавту в новом полете. Он один был в корабле, в бескрайнем космосе. Не у кого спрашивать, все надо делать самому.
В День космонавтики с трибуны Кремлевского Дворца съездов Юрий Гагарин говорил о том, насколько сложна и увлекательна новая программа вселенских исследований. Мне вспоминались слова, сказанные когда-то Владимиром Комаровым: «Я должен сделать свое… сделать так, чтобы осталось удовлетворение — выполнил все, что в силах…» И он все сделал, выполнил. Такие люди идут до конца, до цели. Это окрыленные люди. Люди большого мужества, большого полета.
В полете от него требовалась твердость духа, воля, мужество. Владимир Михайлович показал их в полной мере. Он показал, на что способен человек, наш советский человек, коммунист. Слышал, как он перед посадкой говорил: «Я спокоен. У меня все в порядке». Да, у него все было в порядке. Но перед самой землей, в момент приземления возникли осложнения, которых он предвидеть не мог и которые оказались неотвратимыми, роковыми. Страшно обидно, что так случилось. Но мы знаем: на дороге смельчаков-первооткрывателей все бывает. Бывают и неожиданные, обидные потери, жертвы.
Тот, кто прошел первым, проложил дорогу для других, навсегда останется с нами, в памяти благодарных людей. Он навсегда с нами, солдат, первопроходец космоса Владимир Комаров.
НА ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Погиб Владимир Комаров.
Три дня назад здесь, на Байконуре, его провожали в новый испытательный полет. Он пришел к журналистам за несколько часов до старта «Союза». Три года назад, перед стартом многоместного «Восхода», была его первая пресс-конференция. Мой коллега Василий Песков спросил тогда Комарова:
— За годы учебы и тренировок что было самым тяжелым?
— Ожидание, — ответил космонавт.
Нам он говорил о другом. Долгие месяцы упорной работы, детальная, скрупулезная отработка всех элементов программы на стендах, заводах, в конструкторских бюро, принимавших участие в создании «Союза». Серьезный, упорный труд накануне серьезного испытания, в котором неожиданное может встретиться на каждом шагу. Его спросили:
— Владимир Михайлович, ведь ваша профессия остается необычной?
— Необычной? — переспросил он. — Как сказать… Это полет Гагарина можно назвать необычным. Но вы правы: в то же время это необычный полет, новые задачи, новая программа, новый корабль…
Он сидел на диване в холле гостиницы под чахлой пальмочкой. Синий тренировочный спортивный костюм, тапочки, весь какой-то очень домашний, свой. Немного задумчивый, вернее сосредоточенный. У него хорошее русское лицо, очень молодые глаза. Он сдержан, немногословен. Это понятно: до старта считанные часы, и было как-то неловко тормошить человека вопросами.
— Когда вы сегодня ляжете спать?
— Рано: в шесть часов…
Только теперь понимаю, как много я не успел спросить. Уходя, он сказал: «Вот я вернусь, и мы поговорим… Я вам тогда все расскажу».
На традиционный митинг у подножия ракеты Комаров приехал вместе со своими друзьями: из автобуса — знаменитого, сотни раз описанного репортерами автобуса, вышли космонавты. Комаров поздоровался с председателем Государственной комиссии, учеными, конструкторами, ведущими инженерами. А потом я видел: он отошел чуть в сторону и, щурясь от яркого солнца, долго смотрел на верхушку ракеты, на свой «Союз»…