Всю ночь они упорно тренировались, с них градом лился пот, собиравшийся под деревьями в лужи и превращавшийся потом в наикрепчайшую сливовицу (или водку, если угодно), а под утро они запрыгивали на пять деревьев, что окружали дерево номер шесть, куда в свою очередь забиралась я. И снова мне приходится взывать к вашему воображению: итак, пять деревьев, а посередине — шестое, с которого я рассказываю им перед сном сказку о Руслане и Людмиле, да-да, ту самую, которую когда-то рассказывал мне перед сном батюшка и которая начиналась всегда вот как:
Я рассказывала и слышала, как волкодлаки на деревьях потихоньку засыпают (и все ходит, и ходит вокруг зеленого дуба ученый кот, и звенит его золотая цепь), и в конце концов я оставалась наедине с солнцем, неудержимо пробирающимся сквозь лес брненских труб, крыш и церковных башен.
44) Соня, Соня, единственная ты моя
Но как только появлялись первые солнечные лучи, наступал, золотца вы мои, конец всем забавам.
Итак, стоило выйти солнышку, как мне приходилось спрыгивать со своего дерева и отправляться в город, обходить брненские окраины. Почему окраины, спросите вы? Хотя майор Руйбер и снабдил меня продовольственными карточками и протекторатовскими купюрами, напечатанными в Англии, так что нужды в них я не испытывала, о нет, однако, учитывая, как много пищи требовалось пяти волкам (в отличие от матушкиных пяти Львов, которые вообще не ели), я не решалась покупать все в одном-единственном магазине, где меня могли бы взять на заметку, и предпочитала прочесывать окраинные кварталы, но обойти все тамошние лавки я успевала только к обеду.
(Ох, как бы тогда, пятьдесят пять лет назад, порадовал меня какой-нибудь гигантский супермаркет, один из тех, каким пользуетесь вы, господа, я набрала бы полную тележку для волчьих глоток, а потом попросту переложила все в пакеты!)
После этого я с высунутым языком волокла все покупки в парк, развешивала сумки, полные еды, по деревьям и только затем могла растянуться на своем дубе.
Как вы, конечно же, заметили, я упомянула матушкиных Львов, причем, подозреваете вы, не случайно. А произошло, изволите ли видеть, следующее. Однажды ночью я ради разнообразия собрала свою стаю волков (или, если хотите, свой отряд быстрого реагирования) и пошла выгулять их по городу. Я рехнулась? — спросите вы. Или забыла, что мы все еще живем на осадном положении, введенном после покушения на рейхспротектора? Да нет же, господа! И я бы хотела, чтобы вы наконец-то усвоили, что законы осадного положения были одинаковы и для парка, и для улиц! Но суть волчьей натренированности как раз и заключалась в том, чтобы стремительно реагировать на опасные ситуации, возникающие как в парке, так и на улице. И я могла бы (но не буду, время поджимает) долго рассказывать о том, сколько раз появлялись ночью в парке патрули СС с овчарками и с каким молниеносным коварством расправлялись с ними мои волки, причем так, что нам это потом ничем не грозило.-Или же, случалось, за мной увязывался кто-нибудь, когда я возвращалась из магазинов, и не отставал до самого парка, а после о нем уже никто никогда не слышал. И эти блестящие стремительные наскоки тоже, разумеется, были составной частью тренировок. Одним словом, рядом со своими волками я чувствовала себя в полной безопасности даже и на ночных улицах.
И вот я собрала свою стаю, и мы отправились бродить по городу. Но случай любит иногда поиграть с нами — впрочем, откровенно говоря, не верю я, что это был случай, — и на Бегоунской (Реннергассе) мы встретились со стайкой Львов, которых как раз вывела проветриться моя матушка, рисковавшая не меньше нашего. Хотела бы я, чтобы вы посмотрели на то, как замерли волки и как замерли Львы и как две эти стаи радостно глядели друг на дружку с противоположных тротуаров, пока мы с матушкой обменивались через дорогу (причем чаще с помощью жестов, чем слов) искренними приветствиями, новостями, сплетнями, а также рецептами всяческих домашних вкусностей, которые так обожали мои волки. Надеюсь, вы не думаете, будто я не замечала, что волки с удовольствием познакомились бы со Львами поближе и что любопытство их так и распирало? Прямо идиллия, говорите? Верно, но поскольку время тогда было не идиллическое, мы предпочли продолжить путь.