Разумеется, она может ошибаться, но не забудьте, что у нее есть особый нюх на Бруно, и она чует, как он, приближаясь, все сужает круги. Правда, ей уже девяносто шесть и все ее органы чувств имеют полное право давать сбои. Однако Соня верит, силой воли принуждает себя верить, что это не тот случай, когда ее органы чувств могут подвести. Ведь Бруно уже так давно не давал о себе знать! А разве сейчас не самое время для его появления?
Миновало холодное лето, наступила ранняя осень, и уже в первой половине ноября серое небо лопнуло, и оттуда посыпался снег. Соня едет домой, она выходит на конечной трамвая и сразу видит ставший сказочно белым откос, а приглядевшись, пугается цепочки следов, бегущих вверх. Вот так, у всех на глазах, не таясь! И вместе с тем эта дерзость трогает ее до глубины души. Именно так Бруно всегда и поступает! И она немедленно получает возможность убедиться в том, что, если бы она вдруг заблудилась и просто пошла по следам, то очень скоро очутилась бы перед дверью своего дома, и вот она стоит перед этой самой дверью и видит, что, судя по отпечаткам лап на снегу, Бруно уже описал вокруг здания несколько кругов, урча от нетерпения, ибо никак не может дождаться ее возвращения.
— Для начала надо замести твои следы, — сказала Соня, впустив его в свою квартиру на седьмом этаже. Но Бруно лишь молча кивнул в сторону окна. На улице мело, и снежные хлопья старательно укрывали отпечатки его лап.
Любовь моя мучительная, букет из сорняков, лягушка из лужи, звездный венок, дорога дорог. Из всех животных, чьи шкуры успел уже примерить Бруно, это оказалось единственным, которое и своими размерами, и благородством движений, да, пожалуй, и органом любви хотя бы в какой-то степени соответствовало Сониным представлениям о ее бессмертном возлюбленном. Из него не торчало ничего лишнего, как это было в случае с оленем или слоном, и, в отличие от шимпанзе, он мог держаться с достоинством.
Поначалу это походило на спокойную и долгую совместную жизнь, не омраченную воплями охотников с палками, крюками, веревками, баграми и цепями. Поначалу это походило на настоящее супружество, на несение брачных уз, как торжественно именовала подобное сосуществование Гудрун Заммлер. Дорога дорог, лягушка со звезд.
Он обожал лежать под батареей возле окна и целыми вечерами лениво ее разглядывать. Но время шло, и им захотелось на что-нибудь решиться. Соня поддалась искушению продемонстрировать свою жизнь с Бруно соседям по району. Для начала хотя бы тем, кто живет в доме напротив. Она до такой степени гордилась Бруно, что гордость эта ударила ей в голову, и Соня придвинула к окну столик, и они каждый вечер садились к нему и сидели за задернутыми шторами, игравшими роль киноэкрана, на который падали их тени, причем тень барса была скорректирована тем, что Бруно надевал халат, а свою звериную морду тщательно закрывал лапой с зажатым в ней огромным чубуком, и не простым, а резным, валашским.
А после случилось так (мне даже неловко говорить вам об этом), в общем, они зашли настолько далеко (это все Сонина истосковавшаяся гордость виновата), что решились вдвоем выходить на улицу. Ну, конечно, под покровом темноты — вечерней или утренней, и подальше от людей, вон, вон они, да поглядите же, на самой линии горизонта, идут под ручку, да так медленно и величаво, Бруно похож на огородное пугало, на нем широченное пальто, но зато шляпа смотрится просто замечательно.
А после они совсем распоясались и расхрабрились и осмелились пойти в театр Яначека, на оперу «Набукко», изумительные сопрано, басы и тенора которой с недавних пор воспламеняли сердца жителей Брно.