Самый нижний этаж был отведен исключительно для любимиц Игнатия – мантикор. Существа кроваво-красного цвета с львиным телом, большим скорпионьим хвостом и лицом человека. Стремительные людоеды с голубыми глазами и дивным голосом, напоминающим смесь звучания трубы и флейты.
8
Шамиль Добронравов читал свою традиционную воскресную проповедь в специально выстроенном для этого зале. Это было огромное помещение со стенами, расписанными ликами святых, цитатами из Библии и стихами из Корана. Аудитория проповедей зачастую превышала суммарное количество прихожан всех монотеистических храмов города. Горожанам нравилось чувствовать себя причастными к особой духовной миссии Ордена.
Шамиль проповедовал со сцены вдохновенно, обильно сыпля цитатами из священных писаний, не особо вникая при этом в их смысл. Он не ставил себе задачу чему-то научить последователей, единственной целью было поддерживать их покорность. А общеизвестно, что люди наиболее тщательно соблюдают те правила и наиболее рьяно отстаивают те идеи, которые не понимают.
Добронравов хотел, чтобы его воспринимали как великого библейского пророка. Его не волновало, что в сознании воспитанных на медийной культуре обывателей образ пророка был практически неотличим от образа телевизионного американского проповедника второй половины XX – начала XXI веков. Так было даже проще. Выкурить утренний косячок и вещать убедительным голосом высокопарные фразы, периодически прерываясь, чтобы послушать восторженные аплодисменты.
В это воскресенье было что-то не так. В публике было что-то неправильное. То тут, то там Шамилю попадались на глаза лица, которые явственно выделялись из общей массы. Старческие лица, грязные, с всклокоченными бородами. Вроде бы ничего необычного – обыкновенные бомжи и опустившиеся одинокие пенсионеры, коих среди его аудитории всегда было немало. Однако что-то было неправильное в их взглядах. Никакой усталости, никакой надежды, никакой тоски. В глазах стариков словно бы попеременно вспыхивал огонь церковных лампад, чередуясь с холодной синевой небес. В глазах этих людей будто мелькали облака и плясали языки пламени. Они не аплодировали, не внимали сладкоголосым речам оратора. Они глядели на Шамиля с презрением, некоторые что-то при этом бормотали, один мужчина с улыбкой загонял себе иглы под ногти, еще один задумчиво жевал сырую немытую картофелину.
Добронравов, хоть ему и было не по себе, продолжал проповедовать. Без запинок, только голос его звучал несколько громче, чем обычно. Он вещал, пока не был заглушен непонятно откуда взявшейся музыкой. Словно из ниоткуда раздался звук церковного органа, невпопад с ним вступили духовые. Орган звучал бы бесподобно, если бы не звуки труб, в которые словно бы гудели глухие безумцы.
Это был сигнал. Необычные старики поднялись со своих мест и неспешно двинулись к сцене. Шамиль интуитивно понимал, что лучше бы ему поскорее убраться подальше, но против воли замер неподвижно. Старцы обступили его, повалили на пол и принялись его бить. Кто чем: кто цепями, кто сучковатой палкой, кто просто ногами. Аудитория безмолвно взирала на происходящее.
9
Толпа пьяных парней в грязных рубищах приближалась к университету. Они вразнобой орали псалмы, били в бубны, размахивали кадилами с дымящимся ладаном и передавали по кругу ведра с сильно разбавленным спиртом кагором. Возглавлял шествие Васька Старообрядец, молодежь из Ордена шла к университету бить студентов.
Когда они дошли до университетского двора, Васька подошел к статуе основателя заведения, демонстративно плюнул на нее и сморкнулся, зажимая одну ноздрю. Затем он влез на расположенный у входа парапет со статуей льва и обратился к товарищам: