Глеб сыпал предположениями, кто бы мог стоять за этим всем: человек или всякий-разный. Или это сообщники, которые объединились, чтобы крошить себе подобных.
– Вот смотри, в Явном мире живёт какой-нибудь сильный знаток, который убивает на своей стороне. А всякий-разный проходит в Лад и мочит тут, – рассуждал Глеб.
– И в чём прикол? – устало спросил Брют.
– Устраняют конкурентов?
Брют покачал головой, но теорию со счетов сбрасывать не стал. Дверь в кабинет открылась, и зашли Волчков с Зябликовым. Они тихо прошелестели мимо Глеба к столу Брюта. Глеб никак не мог их нормально разглядеть, постоянно что-то мешало, будто очки запотели. Вот и сейчас они стояли на расстоянии вытянутой руки, а понять, как выглядят, какие черты лица у одного и у второго, Глеб не мог.
Волчков наклонился к Брюту и что-то выдохнул, тот помрачнел, кивнул. Глеб моргнул, а два пограничника исчезли, неслышно закрыв дверь.
– Что на этот раз?
– Нашли анафида, который вселяется в тела и жрёт чужую энергию. – Брют достал из ящика стола чашку и бутылку воды.
– О, прикольно! – Глеб сразу подобрался.
– Не прикольно, – проворчал Брют.
– Почему?
– Пока мы шатались по Яви, эта тварь успела пять душ сожрать.
– Ничего себе! – Для Глеба это был первый случай, когда нечисть развлекалась масштабно. – Мне казалось, что анафиды так, мелочь.
– Мелочь – это кикиморы, мелкая пакость, но даже от них ты так просто не избавишься, если дашь волю. А анафид – это бес, тварь, что ставит себя выше всяких там кикимор и переруг. Не дай Великое древо ты сравнишь его в разговоре с аукой или болотницей. Он так оскорбится, что век будет за тобой ходить и гадить.
– Это что получается, он типа лешего в городе?
– Типа злыдни, но с чувством собственной важности до небес. – Брют налил в чашку воды. – Нахватаются у людей, потом пытаются доказать, что они такие же.
– Типа тоже с душой?
– Типа, – согласился Брют. – Вода – это связь.
Чашка дрогнула, по поверхности пошла рябь.
– А не проще позвонить? – спросил Глеб.
– Скат Иваныч не берёт с собой телефон, а сейчас дождь прошёл, вода везде. Через воду надёжнее.
Чашка вибрировала, слегка подпрыгивая на столе, звенела от напряжения эмаль.
– Босс, у нас анафид разбушевался, – сказал Брют в чашку.
Какое-то время было тихо, затем чашка стала трескаться.
– Адрес есть? – Голос Ската Иваныча из воды звучал глухо.
– Да, Волчков и Зябликов отправились туда, – ответил Брют.
– Хорошо, встретимся на месте.
Скат Иваныч хотел сказать что-то ещё, но чашка не выдержала и развалилась. Вода залила стол. Глеб хотел кинуться за тряпкой, но Брют остановил его. К краю стола он поднёс бутылку и нарисовал пальцем водяную дорожку ровно к горлышку. Вода перестала растекаться во все стороны, а собралась, подтягивая к себе капли, которые расползлись по столешнице. Тонкой струйкой она вся собралась в бутылку, не забыв даже то, что оставалось в расколотой чашке.
– Идём, опять побегаем. – Брют закрутил бутылку и убрал её обратно в стол, осколки чашки полетели в мусорку. – Мало нам работы.
Глава 4
Авария
Домой не хотелось. Не хотелось снова возвращаться в город, идти на работу, потом в институт. Подумать только, раньше Нора обожала эту работу. Но за полтора года что-то в ней изменилось. Да и само место тоже изменилось. Парк больше не привлекал ни посетителей, ни саму Нору. Только оголтелые собачники да мамочки с колясками периодически прогуливались по аллеям. Пока ещё сохранялись хорошие воспоминания, надо было уходить.
Дождь закончился только далеко за полночь, утром вся трава была напитана влагой, а вдоль тротуара растянулись глубокие лужи. К станции Нора шла осторожно, кто знает этих водителей: придёт кому в голову мысль похулиганить – и ехать тебе домой мокрым с головы до ног.
Жара схлынула, и в тонком платье стало зябко. Перед выходом бабушка дала накинуть какой-то старенький мешковатый кардиган. Нора сначала возмутилась, не хотелось надевать пропахшую пылью тряпку, но на улице быстро сдалась. Сейчас она была благодарна бабушке за эту находку, натуральная шерсть грела, а запах быстро выветрился.
Народу на станции было много, после долгих праздников все возвращались в город. Носились дети, лаяли собаки. Поезд тоже был битком, Нора еле втиснулась поглубже в вагон, чтобы не смела выходящая волна. Пахло потом, промасленными пирожками и дешёвой кожей. От запаха мутило. Нора старалась отвлечься и смотрела в окно, а поезд ехал невозможно медленно, останавливаясь между станциями. На одной из таких остановок состав резко дёрнулся, и Нора чуть не свалилась на сидящих напротив пассажиров, но удержалась на ногах, выпрямилась и посмотрела на людей. На другом конце вагона стояла чёрная фигура. Теперь ничто не мешало Норе разглядеть её внимательно. Глубокий капюшон полностью скрывал лицо, сквозь ткань торчали загнутые рога. Фигура была настолько высокой, что концы рогов почти касались потолка. Никто вокруг эту странную фигуру не замечал, но вокруг неё даже в давке оставалось свободное пространство.