— Нет, — сказала она. — Не передумала.
— Отлично! — Филипп на миг оторвался от магнитофона. — Нана, теперь сядь поудобнее и начни с самого начала.
С начала? Порой начало туманится, становится таким далеким, словно его и вовсе не было. А то вдруг наоборот — всплывает ярко, словно случилось сегодня утром. Вспоминается все: вкус, цвет, касание, запах. Воздух Европы напоен мягким, туманным ароматом. В Америке воздух свежий и терпкий. Прекрасная Америка. Мечтая о ней в детстве, Анна и вообразить не могла, сколько счастья и боли подарит ей эта щедрая и непростая страна.
— Говори все, что придет в голову, не важно как. Только постарайся вспоминать подряд, с самого раннего детства.
Захотелось рассмеяться, но мальчик смотрит так серьезно, так ждет ее рассказа.
— Расслабься, Нана. Начинай по моему сигналу.
Она закрыла глаза. Свет лампы пробивается сквозь веки красными узорами. Сплетены, как сосуды в теле, как ажурное кружево…
В памяти тоже все свалено воедино: в пестрый букет, в кучу обрывков цветной бумаги, которые вот-вот разметает ветром. Эрик, храбро идущий им навстречу по высокой траве. Двадцатилетний Мори на выдаче дипломов в Йеле и двухлетний Мори на кухонном полу с яблоком в руках. Тихая хрупкая девочка Айрис, уцепившаяся за руку Джозефа. Щебетание птиц над могилой Эрика. И шепот Джозефа: «Анна, ты такое чудо».
А еще раньше, вначале, — путаница, отдельные вспышки. Неужели я действительно помню, что у мамы была темно-синяя шаль в мелкий белый горошек? Неужели и впрямь помню ее голос, слишком низкий для женщины голос? Она читает молитву. «Благословен Ты, Господи, Царь Вселенной…» — звучало в доме моего детства, теплом доме с крепкими надежными стенами, который людям суждено искать всю жизнь и не обрести никогда.
— Нана, ты готова? Включаю.
— Я помню городок, местечко. Да, это хорошее начало, — произнесла она быстро и очень четко. — Он стоял на другом конце земли, не городок даже, а скорее деревушка, одна длинная грязная улица, которая сбегала к реке. Может, она и теперь там есть, не знаю. Но нас там давно уже нет. Вокруг отцовского дома был дощатый забор, а на кухне — большая черная плита. Помню обои в красный цветочек. И моя мама всегда пела.