На мгновение глаза их встретились. И руки на ржавых прутьях тоже.
— Ну, признаешь, Гузаков?
— Нет, — отступая от клетки, сказал Михаил. — Впрочем, если бы и признал, все равно не сказал бы. Умирать предателем — последнее дело, ротмистр.
— Спасибо, брат мой, — громыхнув цепями, поклонился ему Петр.
Гузакова увели обратно — в такую же камеру и в такую же клетку.
На смену ему привели Густомесова. Высокий, тонкий, худой, Володя еле волочил тяжелые кандалы. Лицо со следами побоев. Давно не чесаные льняные волосы потемнели от тюремной грязи. В глазах-васильках — огоньки радости и надежды.
От слабости Густомесова изрядно качало. Подойдя к клетке, он обессиленно ухватился за прутья решетки и припал к ней лицом. Пальцы Литвинцева как бы нечаянно коснулись его мягких волос.
— Что, братишка, тяжела неволя? — участливо спросил он. — А ты все-таки держись, не показывай своей слабости, не радуй своих палачей.
— Молчать! — не удержался от крика и ротмистр. — Твое дело стоять и молчать, ясно? Иначе опять прикажу на две недели запереть в карцер!
Схватив Густомесова за плечо, он силой оторвал его от клетки и крикнул прямо в лицо:
— Ты знаешь этого человека? Кто он?
— Не знаю, господин ротмистр. Никогда не видел.
— Спасибо тебе, брат мой, — поклонился Литвинцев и ему.
После Густомесова у клетки оказался Иван Артамонов. Он был все так же сосредоточен и невозмутимо спокоен, словно находился не в тюрьме накануне казни, а в родном златоустовском доме среди родных ему людей.
«Богатырь, — любуясь Артамоновым, думал Петр. — Хорошо у него тогда с динамитом вышло. Да и не только с динамитом…»
— Знаешь этого человека? — торопил Леонтьев.
Артамонов бросил на ротмистра пренебрежительный взгляд и отрицательно качнул головой. Литвинцев молча поклонился ему: спасибо, мол, тебе и прощай. В ответ поклонился и Артамонов.
— Удачи тебе, узник.
— Разговорчики! — взвизгнул выслуживавшийся перед начальством надзиратель, однако, хорошо усвоив опыт других и свой собственный, близко подойти не посмел.
— Ввести следующего! — распорядился между тем смотритель.
В камеру вошел совершенно незнакомый Литвинцеву парень. Лет двадцати, выше среднего роста, с острыми черными глазами из-под крутых черных бровей, башкир.
— Посмотри внимательно и вспомни, видел ли ты раньше этого человека, — приказал ротмистр.
Волоча по полу цепь, парень сделал несколько шагов к клетке и принялся с интересом разглядывать Петра.
— Ну, что за человек? — наседал сбоку Леонтьев.
— Человек как человек, — ответил парень-башкир.
— А ты смотри лучше. Узнаешь?
— Хороший человек. Нынче все хорошие сидят в тюрьме.
— Не рассуждай, а отвечай! Ясно?
— А разве я говорю не ясно, господин ротмистр? Хороший, говорю, человек. Жалко, раньше встретиться не пришлось.
— Значит, не признаешь?
— Нет.
— А ты вспомни, напрягись!
— Не старайтесь, господин ротмистр, не знаю я этого человека, — правду сказал парень. И неожиданно заключил: — А и знал бы, какая разница? Все равно не сказал бы: у нас, у башкир, друзей не выдают.
— Увести!
У порога парень обернулся. Литвинцев поклонился и ему.
— Спасибо, братишка. Скажи хоть, как зовут тебя!
— Ишмуратов я! — уходя, крикнул тот. — Прощай, брат!
Когда шум шагов и текуче-холодный звон железа стали стихать, Литвинцев нашел слово благодарности и для Леонтьева.
— Спасибо, ротмистр, и вам. Сегодня по вашей воле я узнал столько хороших людей, приобрел столько братьев, — и тоже, явно издеваясь, низко поклонился.
— Не юродствуй, Литвинцев! Как бы вместе с этими братцами на одной перекладине болтаться не пришлось!
— Сочту за честь, ротмистр.
— Можешь считать, что эта честь тебя не обойдет.
— Еще раз спасибо…
Ротмистр явно устал, терпение его было на пределе.
— Почему ничего не спросишь о жене, Литвинцев?
— Потому что не хочу услышать ее имя в этой мерзкой тюремной грязи!
— Ну а повидаться? Повидаться с нею тебе бы хотелось?
Литвинцев молчал. Широко распахнутые серые глаза Петра растерянно и недоуменно смотрели на ротмистра.
— Отчего молчишь, Литвинцев? Ведь это последняя возможность. Последняя, понимаешь?
В душе Петра шла напряженная борьба.
— Здесь? В этой мерзкой звериной клетке? — наконец выдавил он.
— А ты бы хотел, чтобы мы для вас отдельный номер в гостинице заказали? — наслаждаясь его растерянностью, рассмеялся ему в лицо ротмистр.