— Замолчите! — вскочила она, бледная от возмущения. — Что можете знать вы, приезжий человек, о здешних делах? Кто вам наплел такую чепуху?
— Повторяю: я видел и пережил это сам, сегодня в поезде!
— А почему вы так уверены, что это дело боевиков именно нашей организации? Они что — сами вам представились?
О, это милое, хрупкое создание видно, имеет крепкие зубки! Стопори машину, Ваня Петров, не ломись напролом, не пори горячку. Тут, похоже, есть над чем подумать…
Стыдясь своей излишней горячности и не решаясь посмотреть ей в лицо, он примирительно сказал:
— Извините, товарищ Варя, нервишки сдали, зря это я…
— Нервы свои беречь надо, молодой человек. Да и других тоже.
Иван горько улыбнулся, вспомнив свою дорогу в этот город, но ничего не сказал.
— Что же делать с вами? — опять тепло и доброжелательно спросила она. — Дать вам явку к какому-нибудь из наших — ночью в чужом незнакомом городе все равно не найдете, еще, чего хорошего, на фараонов нарветесь, а они у нас сейчас злющие — ух!
— Не волнуйтесь, одного здешнего филера я уже поводил сегодня по городу. И откуда взялся, с чего прилип — до сих пор не пойму.
— Вот видите, придется провести ночь здесь. Как говорится, утро вечера мудренее.
Иван решительно поднялся.
— Это исключено. Не имею права ставить под удар явку и вас.
— Что, даже паспорта нет?
— Ничего, кроме револьвера.
— Ох, какой вы отчаянный!.. Совершенно!
Когда он оделся и в сенях натягивал свои холодные грязные сапоги, она резко закрыла перед ним дверь.
— Никуда я вас не пущу. Удивляюсь, как это еще днем вас не взяли здешние жандармы. Посмотрите на себя, как вы одеты!
Ничего не понимая, он поднял ворот пальто, поправил на голове шляпу, недоуменно пожал плечами.
— Щеголем никогда не был и желания такого не имел. Или уфимские рабочие одеваются богаче?
— Не скажу о рабочих, а вот что запомните. На днях неподалеку от города неизвестные люди остановили почтовый поезд и экспроприировали казенные деньги. Свидетели утверждают, что одеты эти люди были точно так, как сейчас вы: в короткие черные пальто или куртки, широкополые черные шляпы и брюки навыпуск. Взгляните на себя! Да у нас таких жандармы хватают, не расспрашивая. Совершенно!..
— Остановили поезд? Целый поезд? Кто?
— Чего не знаю, того не знаю. Раздевайтесь.
— Спасибо, но…
— Раздевайтесь, — настойчиво повторила она. — Сейчас я попробую привести кого-нибудь из нашей молодежи. Они вас проводят и устроят. Ждите.
У двери остановилась, обернулась.
— Если проснется дочка, скажите, что скоро приду.
— У вас… есть… дочь?.. — еле выговорил он.
— Спит, чертенок! Да вы не бойтесь, она уже совсем большая и к людям привычная… Ну, я быстро.
Вернувшись в дом, Иван неторопливо огляделся. Квартира чем-то неуловимо напоминала свою хозяйку. Все здесь было просто, непритязательно, без дорогой громоздкой мебели и в то же время вполне добротно и мило. Небольшой аккуратный стол для письменных работ с изящной настольной лампой, высокий книжный шкаф, плотно заставленный книгами, в пространстве между окнами — несколько тяжеловатый комод со множеством выдвигаемых ящиков, простенькая вешалка у входа…
На комоде нет ни шкатулок, ни кружевных салфеток, как у других, — лишь небольшая глиняная ваза с цветами да фотографический портрет смеющегося молодого человека. Кто этот молодой человек? И что это за цветы? И вроде бы живые, настоящие, и в то же время такие сухие, что боязно взять в руки…
Обойдя гостиную, Иван на цыпочках прошел в спальню и заглянул в кроватку. Девочке было годика три, от силы три с половиной. Она сладко спала, уткнувшись лицом в бок симпатичному плюшевому медвежонку. Миленькая, чернявенькая, — должно быть, вся в мать.
Иван осторожно взял медвежонка, опустился на пол рядом с кроваткой и, привалившись спиной к стене, устало закрыл глаза…
Глава вторая
В пустующей даче своего дружка Алексеева Густомесов ждал команды на взрыв. Все в его большой «адской машине» было готово к страшной разрушительной работе, оставалось снести ее вниз, к железной дороге, установить в ямке между шпалами и подключить провод.
Провод лежал рядом. Густомесов потрогал его оголенные медные концы, на всякий случай еще поскреб их ножом и взглянул на часы: до прохода казачьего поезда оставалось чуть больше часа, а до возвращения Алексеева сорок минут. Если совет дружины даст «добро», они еще успеют установить свою машину на дороге и успешно завершить так хорошо подготовленное дело.