Петя вернулся хмурый.
— В больнице по-прежнему дежурят стражники, правда, нянечка сказала, спят сейчас. А на Подлубовской все в порядке. Там тебя ждут…
Хозяин явочной квартиры, человек испытанный и осторожный, встретил Гузакова, не скрывая тревоги.
— Не волнуйся, — успокоил его Михаил. — Я пришел чистый и так же чисто уйду. Мне бы только узнать, что с отцом. Как он там?
— Плох твой отец, Миша, чего уж тут… Мужайся, одним словом…
— А ведь не так давно мне удалось повидать его в деревне. Это всего пять-шесть дней назад. И что могло случиться за это время? Тогда-то он был совершенно здоров!
— Так ты, выходит, ничего не знаешь?
— А что такое? Что случилось?
— Об этом у нас сейчас весь поселок говорит…
Гузаков не выдержал, вспылил:
— Что же в конце концов стряслось? Можешь ты мне объяснить по-человечески!
— Ну, что ж, друг, слушай…
Отец Михаила Василий Иванович Гузаков служил в селе Биянки неподалеку от Симского завода помощником лесничего. Три дня назад он приехал по своим делам в Сим, в главную лесную контору, и, как всегда, остановился на квартире Михаила. Вечером истопил баню, попарился, помылся и сел пить чай. Тут-то и заявилась полиция. Не застав сына, набросилась на отца: «Где, старый леший, прячешь своего бандита Мишку?» Не дав одеться, мокрого, распаренного, в одном исподнем вывели во двор, ткнули в спину прикладом: «Веди, показывай, а станет стрелять, сам первый его пулю и слопаешь!»
Напрасно старик доказывал, что Михаила здесь нет и быть не может, напрасно просил разрешения хотя бы одеться, — полицейские лишь посмеивались, явно мстя ему за сына. Несколько часов продержали они Василия Ивановича на осеннем холоду, а утром, уже задыхающегося в жару, соседи доставили его в заводскую больницу.
— Это они из-за меня! — сжал кулаки Михаил. — Всю осень за мной гоняются, а взять не могут. Теперь на родных зло вымещать стали. С отца начали, с добрейшего и совершенно безвинного человека. Какая подлость! Ну, это им даром не пройдет!
— Не натвори глупостей, Михаил. Остынь.
— Не бойся, сейчас я здесь не для того. Мне бы только отца увидеть, хоть слово ему сказать!
Хозяин явки растерялся.
— Прямо сейчас? Когда там стражники?
— Нужно что-то придумать… Это очень важно для меня…
— Сейчас можно сделать только одно — навести справки о состоянии Василия Ивановича. Вот соседка — у нее муж там, в больнице, — скоро пойдет к своему с завтраком, ее и попросим разузнать. А пока приляг, отдохни малость: видит бог, на тебе лица нет…
Часы ожидания показались вечностью.
— Ну, что соседка ваша, вернулась уже? — не вытерпел он наконец.
— Вернулась… — пряча глаза, протянул хозяин.
— И что? Как отец? Ему лучше?
— Нет больше нашего Василия Ивановича, Миша.. Нет больше у тебя отца…
Михаила била нервная дрожь. Его чем-то отпаивали, что-то говорили, и ему было стыдно самого себя — своей слабости, своих горьких беспомощных слез, бессилия и растерянности.
Потом, прячась у окон, в щели между занавесками тайно наблюдал он похороны отца. Никогда прежде он и предположить не мог, что выпадет на его долю и такое страшное испытание. Глаза туманились, разум мутился, душа бунтовала и рвалась туда, на запруженную народом улицу, вслед за процессией, уносившей в небытие самого дорогого для него человека. Но сделать этого он не мог. Не имел права. Потому что давно уже не принадлежал себе.
Когда по улице, замыкая шествие, пропылила толпа полицейских, Михаил решительно направился к двери.
— Не могу больше. Раз нельзя к отцу, уйду в лес. А когда придет наше время, разочтемся за все. Ничего не забудем.
Его попытались задержать до ночи, чтобы он смог уйти без особого риска, но Михаил уже решился, и остановить его было невозможно.
Подлубовская улица, где находилась явочная квартира, была пустынна. На Подлесной — тоже ни одного прохожего. Вот по ней он и уйдет в лес…
Он шел свободно, не таясь, высокий, стройный, в бьющемся на ветру распахнутом плаще, знакомый всем и каждому в своем маленьком поселке. О себе не думал: все мысли по-прежнему были об отце. Как виноват он перед ним, как виноват! Даже проститься не смог, похоронить по-человечески. Спасибо, соседи — люди добрые и отзывчивые на чужую беду — взяли на себя эти горестные хлопоты, хоронят без него…
Улица по-прежнему была пуста. «Ну да, все на кладбище, — механически отметил Михаил. — Сейчас, поди, весь поселок там. Даже полиция, без которой нынче и похоронить простого человека нельзя…»
При мысли о полиции он невольно засунул руки в карманы. И вовремя, потому что через мгновение на перекрестке с Китаевым переулком буквально лицом к лицу столкнулся с двумя конными стражниками. Руки сами рванули из карманов револьверы. От неожиданности стражники растерялись, осадили коней и, не вступая в схватку, поскакали прочь, в сторону кладбища. Его они, конечно же, узнали.