— Добро пожаловать домой, императрица Амара! — кричали они ей.
Когда она сошла на берег, дети и матери смотрели на неё с надеждой во взгляде, веровали, что она не будет подобна отцу, императору, что думал только о власти и завоеваниях.
Женщины думали, что Амара другая.
Лучше, добрее. Верит в единство и мир больше, чем мужчины.
Амара улыбалась им, но камень из груди не попадал.
Все эти люди погибнут от рук Родичей, если Люция проиграет.
Люция не может проиграть.
Амара верила в её волшебство, в пророчество, в решимость в её взгляде, когда Люция впервые вошла в деревню, разыскивая отца и брата. В какой-то миг, когда они отправлялись в Оранос, Амаре даже хотелось попросить, чтобы Люция оказала ей услугу и исцелил её.
Но она прикусила язык, сомневаясь в положительности ответа.
— Я заработала это, — прошептала она, опираясь о трость. Боль стала меньшей, но ходила она медленно и неловко. Она отмахнулась от помощи стражи, окружившей её, предпочитая идти самостоятельно.
Она позволила себе проехаться по Джевелу, пока они не добрались до Изумрудного Копья — до их дворца, что пиком возвышался над городом, до места, где она жила с рождения. Иногда она забывала, что Джевел не просто так получил своё имя…
Куда б она ни глядела, видела жизнь. Пышная зелень с восковой листвой, куда сильнее митиканской. Цветы — фиолетовые, потому что этот цвет любил император, — громадны, как сервировочные тарелки…
Свежий и ароматный воздух, наполненный цветами и солью моря, что окружало остров. Амара закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на влажном воздухе, что касался обнажённых рук, на пьяном аромате Джевела и криках толпы.
Когда она вновь открыла глаза, дворец простирался к облакам, словно бесценный изумруд. Это придумал её отец, выстроил за несколько лет до рождения. Он полагал его низким, слабым, невпечатляющим.
А Амаре нравилось.
Он приналежал ей одной.
Она на миг отодвинула все сомнения, страхи и вину и позволила себе искупаться в победе, величайшей победе женщины в истории Крешии. И будущее всех, кто приветствовал её, будет столь же ярким, как скипетр, что она поднимет по время публичной коронации.
Это будет грандиозная церемония, которую много лет назад проходил и отец, задолго до её рождения, церемония, которую так же запомнят картины и скульптуры, которые она закажет.
А потом все, нравится им это или нет, поклонятся первой императрице за всю историю Крешии.
Одетая в пурпурное, с уложенными волосами, Нила ждала её у входа. Бабушка протянула руки к внучке, и стража вытянулась в почтённую линию.
Трость Амары щёлкала о зелёный сверкающий пол, когда она приближалась к ней — а после Амара позволила бабушке заключить её в обятия.
— Моя прекрасная дхоша вернулась ко мне, — сказала Нила.
Горло Амары сжалось, и глаза жгло от непрошенных слёз.
— Я скучала по тебе, мадхоша, — прошептала она.
— А я по тебе.
Амара не могла оторвать от бабушки взгляда. Она была такая старая и такая яркая. Кожа светилась, глаза сверкали, даже седые волосы обрели цвет.
— Ты прекрасна, мадхоша, — сказала Амара. — Революция дарует тебе жизнь?
Нила тихо рассмеялась, касаясь её гладких, смуглых щёк.
— Вряд ли она. Мой аптекарь сотворил особый эликсир, и тот дал мне силу. Пока ты пребывала в маленькой Митике, я не могла уступить возрасту и болезням.
Этот аптекарь был загадочным человеком, что много лет тайно работал на Кортасов. Амара напомнила себе о том, что надо встретиться с ним лично. Ведь он ответственен за волшебное зелье, что вернуло к жизни её, простое дитя, зелье, что вернуло к жизни Ашура. Этого человека она должна знать. Этого человека она должна контролировать.
— Я должна многое рассказать тебе, — сказала Амара.
— Может быть, меньше, чем ты думаешь. Я знала обо всём, что происходило в маленькой Митике, хотя твои сообщения были коротки и загадочны. Пойдём, поговорим наедине, подальше от любопытных ушей…
Удивлённая, Амара последовала за бабушкой по длинным узким коридорам восточного крыла дворца, в скальный сад Амары.
Она смотрела на свое любимое место во дворце, место, что так ненавидел отец, считая его уродливым, а не вдохновляющим. Но Амара обожала свои тысячи камней, сверкающих, уродливых и красивых, всех размеров и цветов — она считала их сокровищами.
— Я соскучилась по этому месту, — сказала она.
— Я уверена в этом.
Слуга принёс им поднос с вином и множеством экзотических фруктов, которых никогда не было в Митике, и Амара впервые испытала голод.