Амара подняла нагретый солнцем обсидиан, осматривая отражающие солнце чёрные края.
— Ты говоришь, слуга? Я его знаю?
— О, да. Это Миках Касро.
Амара крепко сжала камень.
Миках был при дворе ещё с её детства… Их детства.
— Миках Касро — лидер революции? — повторила она, уверенная, что ошиблась.
Нила кивнула.
— По крайней мере, местной её части. Он устроил в тюрьме бунт, за которым последовала смерть двухсот стражников после твоего отъезда в Митику, — она скривилась от отвращения. — А после этого он покушался на мою жизнь, но потерпел неудачу.
— Я счастлива, что ему не удалось.
— Я тоже.
— Я хочу поговорить с ним, — Амара даже не поняла, о чём просила.
Нила вскинула брови.
— Зачем?
Амара попыталась продумать. Посетить узника, что хотел скинуть её правительство, это смешно.
— Я помню Микаха верным, добрым и честным… Я считала его таким и не понимаю его действий.
И он ей нравился — ей хотелось добавить это, но она не решилась.
В Митике было столько обманчивых людей, что воровали её жизнь, гордые глупцы.
Бабушка нахмурилась, с любопытством глядя на неё.
— Полагаю, это можно устроить, если ты настаиваешь.
Амара нуждалась в этом. Хотела поговорить с Микахом и понять, зачем он попытался восстать и уничтожить семейство Кортас, теперь, когда её ненавистный отец и все, кроме одного мужчины-наследника, умерли.
Амара взглянула на бабушку.
— Да, я настаиваю.
Амара уже угрожала стражнику в Пелсии, когда тот внезапно встал на сторону господина Курта, что превратит его камеру в комнату забвения. Микаха Касро закрыли в такой комнате в Изумрудном копье — и он провёл там несколько недель.
Амара с трудом опиралась о свою трость, когда вошла в комнату без окон, окружённая стражей, и увидела, что руки и ноги Микаха были закованы в кандалы. Он был в одних только оборванных чёрных штанах, на его лице теперь красовалась недельная борода.
На груди и на руках оказались глубокие порезы, левый глаз заплыл после удара. Длинные чёрные волосы были жирными, он сам казался измождённым…
Но его глаза…
Глаза Микаха горели, словно угли. Он был всего на пару лет старше Амары, но во взгляде его чувствовалась мудрость и бездонная сила, вопреки тому, что он пережил.
— Она вернулась, — голос Микаха был просто низким рычанием, — и благословила меня своим сиятельственным присутствием.
Он был так похож на Феликса, что она содрогнулась.
— Говори с императрицей с уважением! — приказал один из стражников.
— Всё в порядке, — сказала Амара. — Миках может говорить со мною, как пожелает. Я достаточно сильна для того, чтобы пообщаться со своим старым другом.
— Старым другом… — Миках тио фыркнул. — Весело… Когда-то я полагал возможной дружбу принцессы и простого слуги. Ты была ко мне добрей своего отца. Добрей своих братьев. Да я праздновал то, что ты их убила!
Амара сжала губы.
— Ты что, полагаешь, что это всё ещё секрет? — Миках изогнул тёмную бровь.
— Это ядовитая ложь.
— Ты убийца, как и твой отец, и однажды за всё ответишь.
Прежде чем Амара произнесла хотя бы слово, стражник ударил Микаха в лицо. Тот упал на спину, закашлялся и захрипел.
— Говори с императрицей, как подобает, или я отрежу тебе язык! — прорычал страж.
Амара бросила на него взгляд.
— Оставьте нас.
— Он был неуважителен к вам.
— Да. Но я не просила этого. Оставьте меня с Микахом наедине. Это приказ.
Стража подчинилась крайне неохотно. Когда они ушли и запели за собою дверь, Амара вновь повернулась к Микаху. Тот сидел, тонкими руками пряча израненные рёбра.
— Ты прав, — кивнула она. — Я убила отца и братьев. Убила, потому что они стояли на пути столь желанного для нас прогресса.
— Сомневаюсь, — отозвался он.
Она привыкла, что слуги не задавали вопросы, но он всегда любил спорить. Она много лет этого ждала — и временами наслаждалась их перебранками.
— Я думала, что понравлюсь тебе, — промолвила она, а потом пожалела, поняв, как это звучало. — Я буду хорошей императрицей, лучше отца. Я выше ставлю подданных.
— Твой отец был жесток, полон ненависти, эгоизма и тщеславия, завоёвывал для развлечения.
— Я не такая.
Миках рассмеялся, гулко и зло.
— Кого ты убеждаешь, меня или себя? Какой простой вопрос… Ты пойдёшь по стопам отца и будешь завоёвывать то, что не принадлежит Крешии?