Честно говоря, Магнус уж не помнил, когда в последний раз молчал столько времени. Разве что в могиле.
Он наблюдал за тем, как Клео и Энцо миновали лавку за лавкой — всех пекарей, ювелиров, портных и сапожников. Клео не крылась, только за парой белых шелковых перчаток прятала знак родича. Она приветствовала каждого, кто подходил к ней с тёплой улыбкой, позволяла им поклониться или опуститься в реверансе, прежде чем брала их за руки и говорила что-то столь любезное, что они просто сияли от счастья.
Оранийцы любили свою золотую принцессу.
И Магнус, чувствуя, как до боли сжимается горло, подумал, что она полностью заслужила эту их любовь.
За короткие минуты Клео успела поговорить с десятками людей, а Магнус всё скрывался в тени. Он заметил, как она указала Энцо на какое-то конкретное здание. Энцо отрицательно качал головой, но Клео упорствовала, пока стражник не кивнул, заботливо открывая перед нею дверь.
Магнус посмотрел на вывеску.
«Зверь».
Он не узнал при плохом освещении это место, но прекрасно знал о существовании этой таверны. И лучше было оставаться снаружи, где его точно никто не узнает, и можно будет наблюдать издалека.
Посетители постоянным потоком входили трезвыми и выбирались пьяными, поющими из таверны, но Клео и Энцо всё ещё не появлялись. И Магнус, сначала успокоившись, почувствовал, как его начинает одолевать волнение.
Что можно делать там такое количество времени?!
Он быстрым шагом пересек улицу к таверне и вошёл внутрь. Да, казалось, там не чувствовалось времени. В таверне не было окон, стены все оказались увешаны факелами, а люстра с тяжеленными свечами висела у потолка.
Комната была битком набита, занят буквально каждый столик, и Магнус с трудом мог услышать обрывки чужих особенно шумных разговор и дикую музыку скрипача.
В комнате пахло сигарным дымом, алкоголем и сотнями немытых тел.
Он с тревогой осознал, что таверна вряд ли изменилась после его последнего визита, только он тогда был слишком пьян, чтобы замечать что-либо.
Клео нигде не было видно, потому Магнус натянул капюшон плаща пониже на голову и проталкивался сквозь массу потных тел, что танцевали под мелодию скрипки на посыпанном опилками полу. Он поморщился, когда его едва не сбила с ног полураздетая парочка, что целовалась так страстно, что даже пролила вино прямо ему на сапоги.
Неужели Клео хотелось провести тут больше короткого мгновения?
Какой-то бородач поскользнулся и рунул прямо уног Магнуса. А после, рассмеявшись, тут же вскочил и продолжил свой путь.
Какой кошмар.
Скрипач наконец-то доиграл свою партию, мигом получив признательные вопли от благодарной толпы. Он поднялся со своего места и громко заговорил, пытаясь перекричать бесконечный шум:
— Есть ли здесь кто-то, кто хочет сделать объявление или произнести тост? Прошу всех замолчать и дать смельчаку слово!
В комнате моментально успокоились, и Магнус наконец-то увидел форму стражника краем глаза. Он медленно повернулся, наблюдая за тем, как Энцо, с большой кружкой эля в руках, медленно двинулся вперёд и забрался на длинный деревянный стол.
— Не уверен, что хочу говорить это, — осторожно начал Энцо, — но, кажется, я сегодня слишком много выпил…
Толпа расхохоталась до того громко, словно это была самая смешная шутка в их жизни.
— Всё в порядке! — махнул рукой скрипач. — Тут все пьяны! Восславь богиню и её сладкий вздох! Давай свой тост!
Энцо в какой-то миг просто молчал, и толпа забормотала, пытаясь заполнить неудобную паузу.
А после он вскинул свою кружку в воздух.
— За Нериссу Флоренс, девушку, которую я люблю!
Толпа заорала с приветствием и тут же опрокинула в себя содержимое кубков, но Энцо, кажется, не закончил.
— Девушке, которую я люблю! — продолжал он, — но которая никогда меня не любила! Девушке, что забрала моё сердце, расколола его на мелкие кусочки и бросила в Серебряное море, в которое она и отплыла с другим мужчиной! Могу добавить, что у этого человека только один глаз, а у меня — два, нормальных! И знаете, что она мне сказала, знаете?! Богиня, как же я его ненавижу! «Это мой долг» — вот что она мне сказала! Её долг!
Магнус уставился на стражника. Он до сих пор был уверен в том, что Энцо очень верен, очень тих и крайне подавлен.
Сколько ж он успел выпить с той поры, как они сюда пришли?