— Нет, я… — Она не могла думать, когда он стоял так близко. Она сделала шаг назад, по-прежнему сжимая руку Эмили, и врезалась в свою машину. — Это моя ответственность.
— И ты всегда ответственная.
Он дразнил ее?
Она поджала губы.
— Да.
— Ответственная и… — Подушечка его большого пальца коснулась уголка ее глаза, где кожа была тонкой и чувствительной. — Уставшая. Позволь мне помочь.
Неожиданное прикосновение выбило ее дыхание. И речь. Он провел пальцем от щеки до челюсти, заставляя ее горло сжаться. В течение одного слабого момента она испытала желание закрыть глаза и прижаться к его руке, поглотить теплоту и силу его прикосновения. Инстинкт самосохранения выпрямил ее позвоночник. Она не была женщиной, которая на кого-нибудь полагалась.
— Я не уставшая, — сказала она ледяным голосом. — Я расстроенная.
Порочный смех мерцал в его глазах.
— С этим я тоже мог бы тебе помочь.
У нее упала челюсть. Она не обменивалась намеками с этим человеком на виду у всего города и перед детьми.
— Нет, не можешь. Уходи.
— После того, как я поговорю с мальчиком.
— Не здесь. Не сейчас. Когда ты будешь говорить с моим сыном, это будет на моих условиях и на моей территории.
— Хорошо. Где и когда?
— Я…
Их взгляды встретились. Она поняла, что ее загнали в ловушку, ее сердце стучало под ребрами. Эмили наклонилась в сторону, наблюдая своими большими, испуганными глазами. Зак хмурился с другой стороны автомобиля.
Для пользы ее детей было важно, что она поддерживает подобие цивилизованности. Подобие контроля.
— Ты можешь приехать на обед, — решила она.
— Сегодня.
Она от досады поджала губы.
— Ладно. В шесть часов. Джунипер-Роуд, 18.
— Тогда увижу тебя там. — Он кивнул Заку. — Всех вас.
Взгляд Лиз метался между ними. Они были совсем не похожи, один большой, белокурый командир, другой костлявый и темноволосый. И все же что-то в форме их губ, линии плеч, тех странных, бледных, золотых глаз называло их отцом и сыном. Ее желудок упал.
— Возможно, было бы лучше, чтобы вы оба поговорили с ним, — сказал начальник полиции.
Возможно.
Лиз прикусила губу. А возможно, она совершает большую ошибку.
Морган стоял полуголый у раковины в своем номере, проводя лезвием ножа по лицу, чтобы убрать трехдневную щетину. Кожа финфолков была почти гладкой, но идя как человек, он должен бриться как человек.
Дверь его гостиничного номера распахнулась. Его рука замерла на мгновение, а затем продолжила внимательно двигаться вдоль его челюсти. Дилан Хантер, темный и разъяренный, влетел в комнату позади него.
— Во что, черт побери, ты играешь?
— В следующий раз постучи.
— Что? Ты же ждал меня. — Дилан бросил охапку одежды на широкую, белую кровать.
Морган положил нож и потянулся к полотенцу.
— Я предпочел бы не порезаться.
— Мне все равно, если ты перережешь себе горло, — сказал Дилан.
Морган встретил его пристальный взгляд в зеркале.
— Я вижу, что ты говорил со своим братом.
— Да. Он вызвал меня в свой офис, чтобы узнать, что происходит, и я должен был ему сказать, что понятия не имею.
— Я не отвечаю перед ним. Или тобой.
Скулы младшего смотрителя пошли пятнами.
— Это все еще моя территория. Моя сфера ответственности. У нас здесь было достаточно демонической деятельности, поэтому что-либо необычное делает моего брата раздражительным. Ты должен держать меня в курсе.
Морган подошел к кровати и вытащил из кучи пару футболок. К счастью, он и Дилан были почти одного размера, хотя тело Моргана было тяжелее.
— Принц приказал мне остаться.
— Чтобы восстановить силы.
— Да. — Он держал белую рубашку с пуговицами. — Лен?
— Хлопок. Натуральные волокна, так или иначе, как ты просил. Прочитай проклятую этикетку.
Он не нуждался в этикетке, чтобы знать, что будет неудобно. Он отбросил рубашку обратно на кровать.
— Что это за абсурдная история о давно потерянном сыне? — спросил Дилан.
Морган нашел тонкий мягкий черный свитер из кашемира или шелка.
— Не говори ерунды. Мальчик мой.
— У тебя есть ребенок. — В голосе Дилана звучало недоверие.
— Ты подвергаешь сомнению мою способность быть отцом?
— Нет, но… Ты и человеческая женщина?
Морган поднял брови.
— Не только селки могут трахаться с человеческими особями.
Он наполовину ожидал, что Дилан обидится. Его мать взяла человеческого мужа; Дилан — человеческую жену. Но селки только задумчиво поджал губы.