Грудь Зака сжимало, как будто он бежал. Он отщелкал пистолетом еще один ряд банок. Два-шестьдесят девять, два-шестьдесят девять, два-шестьдесят девять, и готово.
Выпрямляясь, он передвинулся старые банки вперед, чтобы их было видно. Вайти называл это — чередовать ассортимент.
Работа была физической. Бессмысленной. Зак не должен был думать, просто следовать инструкциям. Ему нравилось это — работать в одиночку. В начале смены он должен был помочь мистеру Вайли перенести коробки от послеобеденной доставки к соответствующим стеллажам. Но теперь Вайли выставлял товар в передней части магазина. Он был неплохой, даже если он был тучным и лысеющим папой Стефани.
Папа Зака, его настоящий папа, Бен, начал терять волосы еще до химиотерапии. Это видно по фотографии, по этой темной, W-образной линии волос выше высокого лба и теплых карих глаз. Детали лица его отца исчезали, размывались со временем, накладывались изображениями его болезни. Зак больше не был уверен, что он помнил, а что восстанавливал по фотографиям.
Фотография его папы была приклеена к шкафу, она была сделана, когда они ездили на рыбалку в Холден Бич, Заку тогда было десять лет. Отец обнимал его одной рукой за плечи, и они, прищурившись, смотрели в камеру и улыбались. Волосы Зака были скрыты под бейсболкой, а кожа была загорелой и золотисто-коричневой. Они выглядели родственниками, как отец и сын. Но когда Зак посмотрел на себя в зеркало этим утром, он увидел не лицо Бена. Он увидел Моргана.
Трясущимися руками, он схватил банки и поставил их обратно.
— Последний проход, — сказал Вайли позади него.
Зак сжал руку на небольшой банке куриного супа, два-шестьдесят девять. Он сделал выражение лица нейтральным, прежде чем обернулся.
— Да, сэр.
— Ты хорошо поработал сегодня. Закончим пораньше.
От похвалы Заку стало неудобно. Он опустил голову и уставился на ноги. Большие ноги, как у его… как у Моргана.
— Да, сэр, — сказал он без выражения.
Вайли усмехнулся.
— Мальчик с Юга, да?
— Простите?
— Называешь меня сэр. Это заставляет меня почувствовать себя чертовски старым.
Зак не знал, как реагировать. Он был старым, старым, как мама Зака, во всяком случае. Слишком старым… Еще один образ его матери, стоящей у лестницы с Морганом, опалил его мозг. Слишком старым для…
— Есть какие-нибудь вопросы прежде, чем мы закроемся? — спросил Вайли.
— Нет, сэр. Эм, мистер Вайли.
Может быть, его мать не чувствовала себя старой. Грудь Зака снова сжало. Может быть…
— Мне нужен корм для кошек, — выпалил он. — О, и немного наполнителя. Для дома.
— У тебя есть кот?
— Теперь есть, — сказал Зак мрачно. Кот Моргана. Но они могли заботиться о нем и без помощи Моргана.
Вайли потер подбородок.
— Ты не можешь купить их сейчас. Я уже закрыл кассу. Но ты можешь выбрать все, что тебе нужно. А оплатить завтра, когда придешь.
— Конечно. Спасибо. Во сколько?
— Приходи к двенадцати. Я выкладываю расписание в понедельник.
— Двенадцать часов, — сказал Зак, запоминая это. Его сердце стучало о ребра. — А Стефани завтра будет работать?
Вайли остро на него глянул.
— Все работают в выходные летом.
Зак сглотнул.
— Я просто, хм, поинтересовался. Потому что ее здесь сегодня не было.
О, Боже, пожалуйста, почему он не мог держать рот на замке?
— Она осталась дома, — сказал Вайли. — Ждет какого-то парня, я думаю. Тебя подвезти?
Живот Зака скрутило.
Ждет какого-то парня.
Не его.
Разочарование грызло его.
Вайли наблюдал за ним проницательными голубыми глазами как у его дочери, ожидая ответа.
— Нет, — сказал Зак. — Не нужно.
Не туда, куда он направлялся.
Лиз дышала. Еле-еле. Она лежала завернутая в кокон в гамаке, под весом Моргана, ошеломленная, пресыщенная, удовлетворенная. Ее ноги онемели от колена и ниже, ее ум был пустым и в покое.
Если она могла найти в себе энергию улыбаться, она бы улыбалась. Впервые за долгие годы она не думала как доктор или как мать. Она не думала вообще. Она позволила себе желать и быть желанной, позволила себе снова почувствовать себя женщиной. Она была более чем свободна. Она чувствовала себя довольной. Торжествующей.
Постепенно ее пульс замедлился. Ее кожа охладилась. Хор дискомфорта и сомнений пробрался обратно, всепроникающий, стойкий, как древесные лягушки во дворе, и начал конкурировать за ее внимание, тянуть мышцы шеи, сводить судорогой бедро, сжимать узлом спину. Она была мокрой от секса и почти голой, горячей там, где Морган лежал на ней и холодной там, где его не было.