Морган шел по разбитому асфальту в темноте. Он никогда не оставался с женщиной после секса. На протяжении веков, он оставил сотню любовниц под надуманными предлогами или без всякой причины. Но никогда прежде он не уходил по настоянию женщины. По настоянию Элизабет.
Мускул дернулся в его челюсти. Он дал ей то, чего она хотела, разве нет? Все, что он знал, как давать. Но все равно, как-то этого было не достаточно, иначе он бы не шел один обратно в свою комнату в гостинице, гонимый из ее дома, чтобы удовлетворить прихоть мальчика-подростка.
«Одна ночь ничего не меняет».
Но она изменила. Она была внутри него сейчас как вирус, как лихорадка, боль в животе, боль в сердце. Раздражительный ветер кружил вокруг него. Тени неслись по его пути. Морган посмотрел на облака, угрожающие луне, и понял, что позволил его грязному настроению испортить атмосферу.
Его отсутствие контроля не давало ему покоя. Магия погоды была первой, что он узнал, и наиболее легко усваиваемой из сил. Но, судя по бурному небу, эти облака начнут изливаться в ближайшее время. Он нуждался в чем-то, чтобы охладить свою кровь, чтобы очистить свой разум, чтобы успокоить суматоху внутри него и выше.
Он повернул налево, следуя по дорожке к пляжу. И чуть не споткнулся о какие-то продуктовые мешки, брошенные у подножия дорожки. Человеческий мусор. Он почти прошел мимо, но знакомый запах дразнил его ноздри, щекотал его внимание.
Закари?
Морган вскинул голову. Запах мальчика, смешанный с сорняками, задержался на пластмассе. Закари был здесь. Он был еще здесь?
Морган оглядел пляж, нашел ботинки, рубашку, брюки. Не мальчика.
Он убрал губы, оскалив зубы. Закари ушел в воду один и без защиты. Достаточно опасно для неопытного оборотня без каких-либо указаний или инструкций. Но Закари…
Холодные пальцы пробежались по позвоночнику Моргана. В этих водах были демоны. Гау знал, что мальчик был финфолков, демон уже угрожал ему.
«Мы заберем их у тебя. Мальчика и женщину обоих».
У Моргана перехватило горло. Чертыхаясь, он сдернул ботинки, сорвал пиджак. Он побежал за водой, прорываясь на поверхность низким, быстрым погружением. Если Гау тронет мальчика, он дорого за это заплатит.
Шар покоился на морском дне, сияющий голубовато-зеленым свечением. Это был свет — не тепло, не холод, жуткая красота — он привлек Зака в первый раз, почти неделю назад. Он чувствовал это мерцание, словно упавшую звезду, и следовал за ним в эту трещину в основании другого острова, скрытую в корнях земли.
Жар шел из трещины в скале. Он чувствовал подвох от волнения. Как то, когда он и Райан раньше ходили в лес за средней школой, ища змей. Однажды они нашли медноголовую змею, лежащую под бревном, и ткнули в нее палкой, чтобы посмотреть, как она уползает. Опасность была частью острых ощущений.
Свет пульсировал как сердцебиение, проникая в темноту, достигая, ища, опираясь на него. Все остальное исчезло и отпало от того синего сияния, струящиеся водоросли, извивающиеся черви, ползающие крабы и моллюски. Морское дно вокруг было бесплодно. Странный свет играл на камнях и костях и раковинах маленьких существ, которые умерли.
Зак чувствовал легкое прикосновение предостережения, момент предчувствия, миг беспокойства. Он стряхнул его. Он был неуязвим в воде.
Теперь он был достаточно близко, чтобы самому увидеть шар, полупохороненный в песке. По непрозрачной поверхности бежали цвета как сад земного шара, синий, зеленый, серебряный, розовый. Свет пульсировал вокруг него, перемещался в нем, его удары отражались и увеличивались в окружающих скалах как прилив моря, как поток его дыхания, как ритм его крови, как сердцебиение ребенка в чреве матери.
Ближе. Шепот достиг его головы.
Ближе. Приказ обвился вокруг его сердца.
Прикоснись ко мне. Он дрожал от волнения.
Освободи меня. Очарованный, он подплыл ближе, пойманный в ловушку животным биением.
Вода задрожала. Слабые колебания проходили по его коже, привлекали его внимание. Не шар. Его обостренные чувства узнавали волнение. Что-то подошло, сильное и быстрое. Лодка?
Хищник.
Паника бежала по его сердцу. Земной шар. Мысль скользнула в его примитивный мозг, острая, как горячий нож. Он не мог допустить, чтобы его драгоценный шар увидел, потрогал, занял другой.
Маленькая, рациональная часть его разума возражала, что другая акула навряд ли будет хотеть затопленное украшение из сада, но его голос потонул в порыве страха, притяжательного волнения, принуждения, бьющегося в его мозге.