— А. Нет. Каждый принимает решение быть одним или другим, человеком на земле или существом моря, — объяснил он терпеливо. — В одно и то же время быть в двух формах означает отсутствие контроля. Я выбрал формы наиболее приемлемые для тебя.
— Флиппер, — сказала она, едва различимой горечью в голосе.
Он сузил глаза.
— Дельфины и киты были когда-то наземными млекопитающими. Ближайшие к человеку существа моря.
Она прокрутила его слова в голове, как ребенок, собирающий паззл, пытаясь, чтобы все встало на свои места.
— Что?
— Несколько эр назад, они оставили землю ради океана. Я думал, что это могло бы помочь тебе понять это. Чтобы увидеть их выбор как правильный и естественный.
Ее зрачки сузились. Ее материнские инстинкты проснулись. Она выпрямилась на узком месте.
— Зак — не дельфин. Он — пятнадцатилетний мальчик.
— Уже прошла его первая Перемена.
— Ты не можешь этого знать.
Все в ней отклоняло то, что он говорил. Они говорили о ее ребенке, ее первенце. Но кусочки вставали на свои места.
— Я видел. Я видел его прошлой ночью. Элизабет. — В его голосе слышалось сострадание. — А как ты думаешь, откуда он достал лобстеров?
О, Боже.
Ее лицо было жестким.
— Я думала, что он с трудом приспосабливается к изменениям.
— Так и есть.
Она была слишком расстроена, чтобы оценить его иронию.
На расстоянии, раннее судно по ловле омаров отправилось домой, двигатель пыхтел, когда судно шло по воде. Мысли Лиз вращались, выбирая и отвергая воспоминания, проверяя части паззла.
— Консультант сказал, что все хорошо. «Настолько, насколько может ожидаться». — Она прикусила губу, маленькая боль отвлекала ее от боли в сердце. — Но спустя приблизительно шесть месяцев после того, как умер Бен, Зак изменился. Цвет волос, гигиена, одежда.
«Те чертовы ботинки», — подумала Лиз. Он больше никогда не разгуливал босиком. Даже дома, даже летом, он был в носках.
Морган кивнул.
— Перемена происходит в юности. Он будет пытаться контролировать ее. Если не получится, то скрыть.
Лиз мучительно сглотнула.
— Он начал проводить больше времени в своей комнате. Я думала, что он — подросток. Но тогда у него снизилась успеваемость. Он не захотел общаться со своими друзьями.
— Он не мог довериться им.
— Он мог прийти ко мне. — Обида вырвалась из нее. — Я — его мать. Я всегда говорила ему, что он может прийти ко мне с чем угодно.
— У него не было бы слов, чтобы сказать тебе, что происходит. Объяснить. Как мог он? Он и сам этого не знал.
Ее сердце разрывалось. Ее бедный мальчик. Эмоции сдавили ее горло.
— Я никогда не подозревала… — Разве это не то, что всегда говорят родители, в то время как их дети переносят издевательства, наркоманию, насилие? «Я не знал». «Я никогда не думал». «Он никогда ничего не говорил». Теперь бесполезно оглядываться назад, желать и спрашивать. — Я думала, что он принимает наркотики.
— Ты не должна винить себя.
Она покачала головой. Он не понимал.
— Я знала, что что-то было не так. Я должна была найти способ исправить это.
— Его не нужно исправлять. Он не твой пациент.
— Нет, он — мой сын. — Она прижала пальцы к вискам, как при головной боли. — Я могла справиться с наркотиками, — пробормотала она. Как же ей справиться с этим?
— Ты ничего не можешь поделать, — сказал Морган.
Она подняла голову и уставилась на него.
— Теперь Закари должен быть со своим собственным видом, — продолжал он спокойно, в то время как ее мир вокруг рушился. — В Святилище.
Ее кровь застыла в жилах. Барабанная дробь в голове мешала думать.
— Извини?
— Здесь для него опасно. Ему нужен совет от своего собственного вида. Когда я отправлюсь в Святилище, Закари пойдет со мной.
Она уставилась на него, ее теплые карие глаза были огромными и обвиняющими.
Совершенно чужая эмоция сжала грудь Моргана.
Вина.
Он сопротивлялся желанию отвести взгляд. Он победил демонов в глубине, стоял решительно на стене Каер Субаи, когда волна Ада обрушилась ему на голову. Он не дрогнет перед одной смертной женщиной.
Но тот взгляд пробил его сердце.
Даже когда он ушел от нее на рассвете, шестнадцать лет назад, даже когда их сын был арестован, даже когда Морган Изменился у нее на глазах, Элизабет сохранила свое неотъемлемое мужество, свою несгибаемую решимость. Теперь она выглядела потрясенной. Уязвимой. Преданной.