Он как будто лежал на спине и наслаждался первым проблеском солнца после непогоды. Но Фиэльд не сомневался, что Антонио Веласко последовал в неизвестность за своим вампиром. Из зиявшей артерии исчезли последние капли крови, оставленные ему женой карлика.
— Он умер, — тихо сказал Фиэльд и покрыл его лицо одеялом. — В свое время он был бы орудием при дворе каких-нибудь Борджиа. Ни один порок не был ему чужд. Но и мужчиной был он, который не боится ни смерти, ни черта. Теперь, когда он потерял прежние силы, жизнь была бы для него пыткой. И он был слишком горд, чтобы влачить жизнь, подобно бескровному трупу.
— Он был злой человек, — произнес ясно по-испански чей-то тонкий голос.
Карлик заговорил. Он сидел на земле подле умершего и заботливо собирал шнуры из пещеры, которыми воспользовался Фиэльд.
Ни землетрясение, ни взрыв не могли вызвать большее ошеломление, чем эта попытка маленького бесчеловечного старичка вступить в разговор.
— Он был испанец, — продолжал невозмутимо пищать карлик и слегка поправил узел пришедшего в беспорядок шнурка, — и он созрел для великого переливания крови. Скоро придет наше время.
Остолбеневшие слушатели невольно приблизились к маленькому человечку, который уселся, скрестив ноги, словно портной, и завязывал на историческом шнурке примечание к какому-то происшествию. Это превосходило всякое вероятие! Среди этой темной горы находилось маленькое сморщенное существо, которое говорило — правильнее сказать — свистело на чистейшем кастильском наречии.
Тут карлик поднялся, и его красные глаза устремились на светловолосого исполина, который склонился над ним с обнаженной шеей. Глаза эти сверкнули. Складки кожи на дряхлом исхудалом лице собрались в сплошное удивление.
— Что это у тебя на шее, чужой? — спросил он с глубоким волнением.
Фиэльд вытащил амулет.
Это произвело на старика необычайное впечатление. Его тело напряглось, словно он хотел броситься на доктора, но вдруг все его мускулы ослабели. Он сгорбил спину, и горящие красные глаза опустились к земле.
— Наше время прошло, — жалобно пропищал он. — Дух Нахакамака удалился. Теперь наступило время детей Хуана Копака.
Карлик подошел к Фиэльду:
— Ты стоишь под защитой природных сил, — промолвил он не без достоинства. — Пошли твоих людей наверх к солнцу. Путь свободен… Мне надо поговорить с тобой. Тебе нечего бояться. Ты идешь к жизни. Я держу бессмертие в моих руках. Но я иду к смерти.
ГЛАВА XXXIV. Бессмертие
Карлик нагнул голову и прислушался к шагам удалявшихся людей. Тогда он взял небольшой мешок, висевший у его стана, и высыпал в свою костлявую руку какой-то темный порошок. Он был похож на жевательный табак, и то, как употреблял его карлик, весьма напоминало привычку железнодорожных рабочих всего мира.
После этого незначительного мирного поступка, который совершенно успокоил Фиэльда относительно возможности хитрых уловок, карлик поднес свою бородавчатую руку к толстой складке кожи, исполнявшей назначение носа. Он был совсем как рассеянный профессор, обдумывающий свою речь, прежде чем начать ее.
— Ты, должно быть, мудрый человек среди своего народа, — промолвил карлик после долгого молчания. — И ты не похож на тех, которые разграбили нашу страну. Мы стоим на пороге жизни и смерти. Последнее предостережение прозвучало в наших ушах. Может быть, тебе удастся ускользнуть от него живым. Я не знаю. Но мы, инки, должны теперь умереть… Выслушай меня, юный человек. Я хочу поведать тебе некоторые из наших тайн, но не самую величайшую. Прошло очень мало времени с тех пор, как там наверху, на краю кратера, сидел другой человек твоей крови. Но он не боялся смерти. Его сухие губы сжимались от жадности к знанию. Действительно, он был великий ученый, и его изнемогающие глаза просили и молили…
— Раймонд Сен-Клэр! — воскликнул Фиэльд.
— Он не желал продления его собственной жизни, — продолжал карлик, — но он хотел наполнить свой дух новым, могущественным знанием, прежде, чем умереть… Он подозревал многое, но ничего не знал… Я пощадил его и заставил его уйти на восток, где, я знал, смерть его подстерегает из-за каждого куста. Его люди, наоборот…