Я тряхнула головой.
- Нет, это не может быть правдой. Должно быть что-то, что мы можем сделать, - я посмотрела на маму. Она тихо плакала. - Мы ведь можем использовать руны, можем, мам? Мы исцелим его. Сделаем его Бессмертным.
Мама покачала головой.
- Руны исцеляют раны, а не мутированные клетки. Это уже необратимо, милая.
- Тогда мы используем их, чтобы поддерживать его жизнь, - я повернулась к отцу. - Я не сдамся, папочка. Я не потеряю тебя снова.
Он вздохнул и обнял меня. Не знаю, сколько времени я проплакала, прежде чем до меня дошел смысл его слов.
- Милая, ты должна меня отпустить. Тебе придется. У нас было семнадцать лет, и у нас будут еще недели в запасе... месяцы...
- Нет! - я отпихнула его руки. Он попытался крепче меня обнять, но я не дала ему этого сделать. Я извивалась, пока он не отпустил меня. Я подскочила, задев коленом кофейный столик, и даже не почувствовала боли. - Я не сдамся! Не сдамся! Я найду нужные руны, нужных врачей!
- Если бы я зависел от врачей, меня бы пичкали лекарствами, и я не мог подняться с постели. Руны ослабили мою боль в последние недели, - сказал папа.
- Я создам новые. Торин мне поможет.
Мама покачала головой.
- Он не может.
- Он сможет!
Она вздохнула.
- Милая, я не могу убрать боль папы. Торин мог, он знает намного больше о рунах, чем любая Валькирия, которую я знаю.
Это и есть тот секрет, который они скрывали от меня? Болезнь папы? Он здесь, чтобы забрать его душу?
- Он вырвал меня из лап смерти, найдя после крушения самолета, - ответил папа. - Он уже достаточно сделал.
- Тогда настала моя очередь, - я посмотрела на отца, его лицо было худое, глаза мерцали от слез. Я знала, что он болен. Я просто не хотела это принимать. -
Я люблю тебя папочка. Не проси меня сдаться и принять все так, как оно есть, потому что это полный бред. Я найду способ, как все исправить.
Глава 24
Гримнир
С текущими по лицу слезами, я вошла в свою комнату. Эрик прекратил ходить из стороны в сторону, его глаза были красными, словно он плакал.
- Ты слышал?
Он кивнул.
- Да.
Мы встретились посередине комнаты, находя в руках друг друга поддержку и утешение.
- Он не может умереть, Эрик. Я не отпущу его.
- Знаю, - он поднял меня так же, как вчера это сделал Торин, и отнес к кровати. Отчасти мне хотелось, чтобы на его месте был Торин; но также я знала, что Эрик лучше понимает мое переживание. Он тоже любил моего отца. Больше он ничего не говорил, просто держал меня, пока я не заснула. На следующее утро, когда я проснулась, он по-прежнему был рядом.
- Я не хочу идти в школу, - пробормотала я и глубже зарылась в одеяло.
- Придется. Твоему отцу лучше не станет, если ты проваляешься в кровати. Скорее всего, он будет чувствовать себя виноватым за то, что все рассказал тебе. Я думаю, поэтому они ничего не сказали тебе с самого начала. Они знали, что ты будешь тонуть в жалости к себе и... - он отпрыгнул с траектории моего удара.
- Я не тону в жалости к себе. Я думаю, - мне было жаль себя. Я не могла потерять отца.
- Отлично, подумаешь по дороге в душ. От тебя пахнет, и твои волосы выглядят, будто ты не мыла их уже... - он увернулся от подушки, которую я в него запустила, и исчез в портале.
- Ненавижу тебя, и от меня не пахнет, - я заставила себя пойти в душ и переодеться. Через несколько минут я уже выходила из комнаты. Я собиралась постучать в спальню родителей, когда услышала их голоса, раздающиеся с первого этажа.
Папа готовил завтрак в то время, как мама в слух читала газету. Сцена выглядела такой обыденной, что я не смогла сдержать слез. Мне хотелось злиться на них за то, что ничего мне не рассказали, но, пока был шанс на то, что я могу помочь, я должна думать только об этом. У меня был план. Только для начала мне надо было выбраться из дома.
Я закашляла, и родители подняли на меня взгляд.
- Я помогу с завтраком.
- Нет, не нужно, - возразил папа. - Готовка, бег и катание на велосипеде - те вещи, которыми я собираюсь насладиться, как можно дольше, поэтому сядь.
Я было открыла рот, чтобы поспорить, но мама перехватила мой взгляд и покачала головой. Я села и начала следить за ним на наличие каких-либо признаков, не знаю, усталости или закатывания глаз. Его падение на прошлой неделе теперь имело объяснение. Скорее всего, рак как-то повлиял на его координацию. Зачем он бегает и катается, если в любую секунду он может упасть и умереть? В этом не было смысла.
Если бы я не знала правду, родители, обсуждающие и смеющиеся над газетными статьями, выглядели бы совершенно обычно. Я не могла расслабиться, не говоря о том, чтобы смеяться и подтрунивать над папой. На самом деле, такое их беспечное отношение раздражало. Я не была уверена, чего от них хотела. Чтобы они блуждали с грустными лицами? Боролись?
- Вы должны были сказать мне, - сказала я, когда они замолчали.
- Милая...
- Нет, мама. Вы уже давно знали, и с тех пор, как Торин нашел папу, прошли недели, - теперь я понимала, для чего поздние ланчи и ужины. Я разозлилась. - Вы проводили больше времени вместе, зная, что он может умереть в любую минуту, в то время как я... - мой голос задрожал и оборвался. - И на прошлой неделе он хотел рассказать мне, но ты попросила еще одну неделю. Вы должны были мне рассказать!
- Рейн, - мама взяла меня за руку, - я хотела, чтобы вы проводили вместе время, и болезнь не стояла бы между вами. Подумай обо всем, что вы делали. Как веселились во время круиза, бегали и катались по субботам, ваши беседы...
- Мне все равно, - резко сказала я, снова чуть не срываясь в плач. - Вы должны были мне рассказать, - я выскочила из-за стола и пошла прочь. Я чувствовала на себе их взгляды, пока не вышла из дома. Эндрис пытался привлечь мое внимание, но я притворилась, что не заметила его. Я не была настроена на разговоры с кем-либо.
Я сидела на парковке напротив школы, смотрела на студентов, проходящих мимо, и боялась выйти из машины. Три недели назад я боялась выходить из машины из-за того, что случилось на сборах. Сегодня я жалела, что у меня не было способности предсказывать будущее, чтобы знать, сколько еще осталось жить папе. На глаза навернулись слезы.
Торин. Как мне хотелось, чтобы он был здесь. Я отправила сообщение Эрику и снова уставилась на студентов.
Я подпрыгнула, когда открылась передняя дверь пассажирского сиденья, и в машину проскользнул Эндрис.
- Привет, ты в порядке?
- Да, - я вытерла щеки.
- Ты плачешь.
- И?
- Ты же не такая. Я знаю, что ты скучаешь по Торину, но это.. - он махнул рукой в мою сторону, - сентиментальная, жалкая пародия на Бессмертную не...
- Эндрис, - я оборвала его своим разгневанным взглядом. - Уйди. Сейчас же. Я хочу побыть одна.
- Хорошо. Тебе не обязательно повторять это дважды. Я заткнусь. И вообще, притворюсь, что меня здесь нет, - он поудобнее устроился в своем сидении. Мне хотелось выругаться, накричать на него, но потом я вспомнила, что сказал Торин. Я могу доверять Эндрису.
Смотря перед собой, я старалась говорить ровно.
- Вчера вечером я узнала, что мой папа умирает от рака мозга, и никто не сказал мне об этом. Я зла. И если ты снова когда-нибудь назовешь меня жалкой, я врежу тебе.
- Извини меня.
Я повернулась и посмотрела не него. Кажется, он раскаивался.
- За что?
- Что твой отец болен, что назвал тебя жалкой и приставучей. Хотя ты должна признать, что сентиментальна.
Впервые я не считала его извращенное чувство юмора смешным. Я вышла из машины и захватила рюкзак. Мы молча пошли в школу. Я взвыла, когда увидела в холле Дрю и шайку качков. Мне не хотелось общаться с ними или видеть воодушевленные лица студентов. Эта дурацкая игра даже не сегодня, но, куда бы я ни посмотрела, везде были флаги и красные, черные и золотые украшения.