— Я ничего такого не делала, — ответила Мэрилин. — Это вышло само собой, вот и все.
— Так не бывает. Я чем-то обидел тебя?
Мэрилин покачала головой. И почему мужчины всегда считают, что женщины травятся из-за них? Этот же вопрос задавали ей Джонни и Артур. Неужели они полагают, что только из-за мужчины женщина способна принять смертельную дозу снотворного? Мэрилин хотела сказать Бобби, что он тут ни при чем, но она чувствовала себя очень усталой. И потом, в какой-то мере это все же случилось из-за него. Если бы она не ждала его так долго, если бы он ушел с вечера вместе с ней , ничего бы и не случилось — во всяком случае, ей так казалось.
— Не уходи, — прошептала она. — Побудь эту ночь со мной. До утра уже недолго. — Она заснет в его объятиях, и ей совсем не будет страшно, а утром, за завтраком, когда силы вернутся к ней, она скажет ему, что беременна, что у них будет ребенок. И все наладится, и боль наконец-то отступит…
Но Бобби в ответ покачал головой.
— Спи, — сказал он. — Мне скоро нужно уходить.
Когда она проснулась, его уже не было.
Вечером она улетела в Лос-Анджелес. По пути в аэропорт Айдлуайлд она сидела ссутулившись на заднем сиденье лимузина и не отрываясь смотрела через затемненные стекла на мелькавшие мимо дома и улицы. У нее было такое чувство, будто она видит Нью-Йорк в последний раз.
46
В понедельник, к всеобщему удивлению, она уже пришла на съемочную площадку и всю следующую неделю никому не доставляла хлопот. Она была благодарна, что ее не лишили роли, потому что она уехала в Нью-Йорк.
Ее в очередной раз спасли от смерти, и, как часто бывало после подобных потрясений, она чувствовала себя здоровой, энергичной, полной жизненных сил, хотя и понимала, что это всего лишь иллюзия. У нее по-прежнему не было менструации, и она решила, что разговор с Бобби откладывать больше нельзя. Хотя Бобби и проявил искреннее беспокойство о ней, Мэрилин догадывалась, что “происшествие” в Нью-Йорке заставило его задуматься об их отношениях. Он наверняка опасается, что их любовная связь может получить огласку и привести к скандалу.
Спустя неделю после возвращения из Нью-Йорка Мэрилин снималась в сцене, где ее героиня купается ночью в бассейне возле дома своего мужа. Она плавает обнаженной. Муж окликает ее из окна, и она выходит из воды. Мэрилин должна была сниматься в трико телесного цвета, чтобы скрыть свою наготу. Но, оказавшись в воде, она выскользнула из костюма, в котором чувствовала себя глупо и неудобно, и решила поплавать голой, впервые за многие годы непринужденно и с наслаждением двигаясь перед камерой. Эта сцена вошла в историю кинематографа, ведь еще ни одна актриса не снималась голой в голливудских фильмах.
Кьюкор был так изумлен, что даже не подумал останавливать Мэрилин. Он сказал, чтобы дали побольше света, и приказал оператору начинать съемку. А она со смехом плавала по всему бассейну, довольная своей дерзостью, подгребая под себя, как собачонка, чтобы ее тело не погружалось глубоко в воду. Вдоль края бассейна стояли трое фоторепортеров (один из них — Ларри Шиллер — работал по заданию журнала “Пари-матч”) и лихорадочно щелкали затворами фотоаппаратов “Никон”. Но ее это не беспокоило. Ее фигура не претерпела никаких изменений: бюст — 37 дюймов, талия — 22, объем бедер — 36, хотя совсем скоро ей будет уже тридцать шесть, к тому же она беременна! Пусть весь мир любуется ее формами.
На съемочной площадке было тихо. Тишину нарушали только щелчки фотоаппаратов, плеск воды и тяжелое прерывистое дыхание мужчин. Мэрилин стала замерзать.
— Пора — не пора, я вылезаю, — крикнула она и выскочила из бассейна. С голубым халатом в руках к ней кинулся костюмер. На какую-то долю секунды она предстала перед фоторепортерами вся, как была, — обнаженная Мэрилин Монро, груди, светлый треугольничек. Она завернулась в халат и помахала всем на прощание.
На следующей неделе ей исполнялось тридцать шесть лет. Коллеги по съемочной группе устроили для нее вечеринку в павильоне звукозаписи. Но с их стороны это был просто жест вежливости, да и у нее сердце не лежало к этому торжеству. Поэтому с вечеринки она ушла рано и отправилась на стадион “Доджер”, чтобы бросить первый мяч в благотворительном матче, устроенном Ассоциацией содействия лечению мышечной дистрофии. Настроение у нее было подавленное, она чувствовала себя смертельно усталой, но она давно пообещала устроителям, что придет на этот матч.
Вернувшись домой, она позвонила Бобби в министерство юстиции. Она застала его на месте, хотя рабочий день давно кончился.
— С днем рождения, — поздравил он. Бобби прислал ей цветы — не то что президент, тот никогда не проявлял сентиментальности в подобных вещах.
— Я скучаю по тебе, — сказала Мэрилин.
— Я бы очень хотел быть с тобой.
— Когда ты приедешь?
Молчание. Он был в нерешительности.
— Пока не могу сказать.
— Я должна увидеться с тобой.
— Да, я знаю. Я волнуюсь за тебя. Как вообще у тебя дела?
— Бобби, — сказала она, — я тебя люблю.
— Да, — отозвался он с печалью в голосе, — я знаю. — Для Мэрилин не было секретом, что Бобби совсем не нравилось, когда она говорила ему о любви. Она понимала: это оттого, что ему не хочется произносить нечто подобное в ответ.
— Не говори ничего, Бобби, — сказала она. — Правда, не надо. Я не прошу тебя об этом. Просто мне самой нравится это говорить — что я люблю тебя. И благодарить меня не надо.
— Понимаю. — В голосе Бобби слышалось желание поскорее сменить тему разговора.
Она глубоко вздохнула.
— Бобби, я должна сказать тебе что-то не очень приятное.
— Да? — Теперь в его голосе слышалась настороженность; то был голос юриста.
— Это касается меня. — Мэрилин помолчала. — Вернее, нас.
— Слушай, я постараюсь приехать в Лос-Анджелес. Обещаю тебе.
— Нет, я не о том… То есть это замечательно, я хочу увидеться с тобой. Но сейчас я говорю о другом. Я беременна.
— Беременна?
— У меня будет ребенок, понимаешь?
— Мне известно значение слова “беременна”, — сухо отозвался Бобби. — Как это случилось, черт побери?
— Ну, как обычно…
— Ясно.
“Скажи, что ты рад этому” , — молча молила она его, но ответом ей было долгое молчание на другом конце провода.