— Хорошо, — согласилась Мэрилин.
Лофорд широко улыбнулся и поцеловал ее.
— Отлично! — воскликнул он. — Мы потрясающе проведем эти три дня. Ну что, едем завтра, если самолет свободен?
Отъезд был назначен на четверг. День выдался одуряюще знойный, а порывы ветра только усиливали духоту, словно жар вырывался из раскаленной печи. Если до сих пор у нее и оставались какие-либо сомнения по поводу поездки в Тахо, то теперь она желала только одного — поскорее уехать из этой невыносимой жары. Даже миссис Мюррей постоянно раздражалась и срывалась из-за малейшего пустяка, а Мэф, самое милое и неунывающее существо на свете, тяжело дыша, лежал, свернувшись клубочком в тени возле бассейна.
Утро она провела в беспокойных хлопотах, перерывая свой гардероб, пытаясь выбрать, в чем ей ехать и какую одежду взять с собой. В конце концов она решила, что в дорогу следует одеться как можно удобнее, и к самолету явилась в старых брюках и мужской рубашке с засученными рукавами (эта рубашка досталась ей от Джека), обмотав голову шарфом. Лофорд налил себе бокал виски, опустился в кресло рядом с Мэрилин и трясущимися руками закурил сигарету.
— Во время взлета курить запрещается, — сказал пилот; дверь в кабину экипажа была открыта.
— Пошел к черту, — отозвался Лофорд.
Пилот бросил на него сердитый взгляд, но спорить не стал, очевидно, решив, что ругаться с гостями хозяина не входит в его обязанности.
Мэрилин заметила, что Лофорд к тому же не пристегнул привязные ремни, и уже собралась было помочь ему, по потом подумала, что он может неправильно истолковать ее заботу, и отказалась от этой затеи. Черт с ним, решила Мэрилин. Она ему не нянька.
— Где же Пэт? — спросила она.
— Э… — пробормотал Лофорд и, приоткрыв один глаз, оглядел пустой салон, словно удивляясь, что не видит в самолете своей жены. — Она не смогла поехать. Вообще-то это не в ее вкусе.
Он осушил свой бокал и тут же уснул. Мэрилин задумалась. “Не в ее вкусе?” Что ж, это верно. Пэт нечего делать в пансионате “Кол-Нива”. Это заведение для “мальчиков”, которые любят хорошо выпить, обожают азартные игры и вечеринки. По правде говоря, ей там тоже не очень нравилось, но все же это во сто крат лучше, чем сходить с ума от одиночества в четырех стенах собственного дома.
Так она думала весь следующий день и последовавшую за ним ночь. Веселье не стихало двадцать четыре часа в сутки; ее окружали люди, среди которых она чувствовала себя раскованно, да за внешностью можно было следить не так тщательно. Ее поселили в домике между коттеджами Питера и Фрэнка, в том самом домике, в котором она когда-то останавливалась с Джеком, и она чувствовала себя там как дома. Она просыпалась поздно, подолгу читала, валяясь в постели, потом отправлялась одна на прогулки. Здесь, вдали от Лос-Анджелеса, Мэрилин не терзало сознание того, что она бездельничает, что она должна сниматься; нервное напряжение спало, и впервые за многие недели она ощутила прелесть жизни.
Она шутила и танцевала с Фрэнком и Питером, с их друзьями. Всюду вокруг нее царила атмосфера мужского товарищества, и это внушало ей чувство безопасности. Благодаря неисчерпаемым запасам возбуждающих лекарственных средств, которые хранились в “командировочном портфеле” Лофорда (так он называл кожаный медицинский чемоданчик, который всегда и всюду носил с собой), Мэрилин постоянно пребывала в приподнятом настроении.
Только в воскресенье она поняла, что ее обманули.
Накануне они веселились до трех часов ночи, поэтому у бассейна она появилась уже после двенадцати часов дня. Там сидел Лофорд. Он пытался избавиться от похмелья, попивая черный кофе и сок.
Лофорд полулежал в шезлонге, прикрыв глаза, и поэтому не сразу заметил направлявшегося к ним коридорного. Увидев у него в руках воскресные газеты, Лофорд крикнул:
— Нет, нет, газет нам не нужно! — но было поздно. Коридорный уже положил на шезлонг к его ногам сложенную пополам “Лос-Анджелес таймс”. В верхней части первой страницы была помещена большая фотография Бобби Кеннеди, выступающего с речью на каком-то съезде. Мэрилин сразу же увидела фотографию. Заголовок гласил: “Выступая в Лос-Анджелесе, Бобби Кеннеди объявил войну преступности”.
Ей понадобилось не больше секунды, чтобы понять, почему Питер Лофорд так настойчиво уговаривал ее уехать на выходные из Лос-Анджелеса.
— Ну ты и скотина, — с угрожающим спокойствием проговорила Мэрилин.
Хороший актер, возможно, изобразил бы невинное удивление, но Лофорд был симпатичен именно тем, что, не обладая актерским талантом, никогда и не пытался доказать обратное.
— Каждый из нас выполняет свой долг, — сказал он. — Это не только в его интересах, но и в твоих тоже.
— Ну конечно! Он хотел, чтобы меня не было в городе во время его визита, вот и все. И ты помог ему.
— Да, все верно.
— Но зачем, почему?
— Он боялся, что ты устроишь ему сцену, Мэрилин. Ну, а как ты думала ? Ты же названиваешь ему круглыми сутками, болтаешь всем подряд, что у тебя с ним роман. Рано или поздно он обязан был как-то отреагировать, сама должна понимать.
— Он мог бы сам позвонить мне!
— Он решил, что это только усугубит положение. Послушай, дорогая, хорошо еще, что он обратился ко мне, а не задействовал федеральную полицию. Ты забываешь,, с кем имеешь дело, детка, а это непростительная ошибка.
Лофорд привстал с шезлонга и сидел прямо, наставив на нее палец. Лицо его было серьезно, без тени присущей ему самоиронии, благодаря которой она терпела его, даже когда он говорил ей что-то обидное. Не задумываясь, дрожащей рукой она схватила со столика кофейник и запустила им Лофорду в голову.
— Я говорю, Мэрилин свихнулась.
При упоминании ее имени мое сердце, как всегда, учащенно забилось. С того памятного вечера в ночном клубе в Малибу, когда она ушла от меня и я вернулся в Нью-Йорк, мы не звонили друг другу. Говорить нам, похоже, больше было не о чем.
— Где, говоришь, она была ? — спросил я. Марти Глим, мой клиент, был довольно-таки приятным человеком (учитывая, что он был мультимиллионером). Свое состояние он нажил на оптовой торговле водопроводным оборудованием в Кливленде, затем переехал на Западное побережье, начав там новую жизнь в качестве независимого кинопродюсера (это была мечта всей его жизни). Его супруга осталась жить в Кливленде, а мои обязанности заключались в том, чтобы создать ему репутацию серьезного деятеля кинобизнеса, чем я в данный момент и занимался.