Я согласился, хотя и без особого энтузиазма.
— А вообще-то надо отдать должное нашему Джеку, — добавил он с удовлетворением. — Никто не может устоять перед ним, так ведь?
Никогда я не слышал в голосе Джо столько отцовской гордости, даже когда Джек впервые стал сенатором, победив своего соперника Генри Кэбота Лоджа, — а Джо ненавидел Лоджей и всех их сподвижников в Бостоне.
Интересно, сказал ли Бобби своему отцу, что Джек собирается расследовать махинации профсоюза водителей. “Наверное, нет, — решил я, — иначе мне пришлось бы выслушать длинный комментарий и на эту тему”.
5
В одной руке она держала путеводитель, другой схватила руку Джека Кеннеди так, что их пальцы переплелись. Он был смущен таким открытым выражением чувств с ее стороны, но она не обращала внимания на его смущение. Она впервые была в Вашингтоне, и радость переполняла ее.
Они находились в здании сената. Было воскресное утро, и Джеку пришлось использовать весь свой сенаторский авторитет, чтобы уговорить швейцара пропустить ее с ним в здание.
По этому случаю она надела белое летнее платье в мелкий черный горошек и элегантную соломенную шляпу с лентой из той же материи, что и платье. Ее талию перетягивал узкий черный поясок в белый горошек. Увидев в зеркале свое отражение, Мэрилин подумала, что ее наряд слишком пестрый, и засомневалась, подходит ли такое платье для ее фигуры. Бросив взгляд на трибуну, она вздохнула.
— Подумать только, — вымолвила она, — с этой трибуны выступал Линкольн.
Он наморщил лоб.
— Знаешь, Мэрилин, мне кажется, он здесь не выступал. Президент выступает с ежегодным докладом о положении в стране в палате представителей, так было и раньше. — Он прочел на ее лице разочарование. — Здесь выступали Вебстер, Клэй, Калхоун. Так что это тоже историческое место.
— Да, конечно. — Она крепче сжала его пальцы и улыбнулась, чтобы скрыть свое разочарование: все-таки сенат сильно проигрывал в ее глазах, раз Линкольн здесь не выступал. Если бы только ей удалось продвинуться чуть дальше первых страниц книги Сэндберга, она бы не выглядела сейчас такой дурой, подумала она…
Надо отдать должное Джеку! Поначалу он, естественно, решил, что его персона — это единственная достопримечательность Вашингтона, которую она хотела бы увидеть, но как только он очутился в спальне ее номера в отеле “Хэй-Адамс”, он довольно благосклонно воспринял ее просьбу показать ей город. Она была тронута его желанием угодить ей. До этой встречи она и не подозревала, как сильно мучит его боль в спине, какие страдания причиняют ему малейшие движения. Ему тяжело было даже взбираться по ступенькам мемориала Линкольна. На переднем сиденье машины лежали костыли. Когда они останавливались где-нибудь, его водитель и телохранитель Бум-Бум предлагали их Джеку, чтобы тот мог выйти из машины. Чаще всего Джек отказывался и ходил без костылей, сильно хромая, превозмогая боль. Но если приходилось подниматься высоко по ступенькам, он иногда соглашался взять костыли, но при этом страшно злился на свою беспомощность.
Он подвел ее к своему рабочему столу. Она села, а он облокотился на него, упершись руками в стол, чтобы было легче держать свой вес.
— Вот за этим столом ты и работаешь? — спросила она.
— В основном приходится работать в комиссиях. Или когда собираемся вместе и выпиваем. Половина деловых вопросов в сенате решается после шести часов в кабинете Линдона Джонсона, где за бутылкой виски собирается кучка старых пердунов и начинается торговля взаимными уступками.
Она поняла, что Джеку очень хотелось бы быть одним из тех людей. Она заметила, что он вдруг побледнел. Он по-прежнему улыбался, но руками так сильно уперся в стол, что костяшки пальцев побелели.
— Очень болит? — спросила она, дотрагиваясь до него. — Спина?
Сжав губы, он покачал головой, как будто был раздражен ее вопросом. Но она видела, что ему больно. Ди Маджо долго играл в бейсбол и впоследствии часто испытывал сильные боли. Даже ежедневный массаж и горячие ванны не всегда помогали. Бывали дни, когда она видела на его лице такое же выражение, как сейчас у Джека, но он никогда не признавался ей, что испытывает адскую боль, даже если падал со стоном на пол. “Неужели все мужчины упрямы, как дети?” — подумала она.
— Тебе нужно лечь, — сказала Мэрилин. Она поняла, что он мучается по ее вине. Это она заставила его таскаться с ней по всему Вашингтону, а он слишком горд, чтобы пользоваться при ней костылями. Она чувствовала себя виноватой.
Он криво усмехнулся.
— Я уже лежал, помнишь?
Они провели ночь вместе в ее номере в “Хэй-Адамс”. Как всегда, они получили большое наслаждение в объятиях друг друга. Ей хотелось бы, чтобы их любовная игра была несколько разнообразнее. Она любила секс неистовый, энергичный, истощающий все силы — в стиле ди Маджо. Но Джек привык, чтобы женщины ублажали его, хотя это по-своему ее возбуждало. Кроме того, каждый раз возвышаясь над ним в постели, она торжествующе думала про себя: возможно, я ублажаю мужчину, который вскоре станет президентом Соединенных Штатов!
Правда, она была несколько разочарована, когда, проведя ночь с Джеком, обнаружила, что он, как и Джо, не сворачивался во сне калачиком. Она задергала весь персонал отеля, требуя, чтобы ей на кровать положили упругий матрас и доску, но для Джека это все равно было мягко, и он всю ночь напролет жаловался, что ему неудобно.
Она представляла себе, что будет крепко обнимать его во сне, обвивая его тело руками и ногами, ее губы будут касаться его губ, что, проснувшись, она увидит его лицо на подушке рядом со своим лицом. Вместо этого, наконец уснув, он лежал, тихо похрапывая, а она ворочалась и ворочалась подле него, потому что в суете любовных утех забыла принять снотворное и потом боялась встать, чтобы не потревожить его.
— Ну, хочешь еще что-нибудь посмотреть? — спросил он.
— Только одно , — ответила она застенчиво, будто маленькая девочка, которая просит взрослого сделать ей одолжение. “Так когда-то разговаривала Норма Джин!” — подумала она.
— Все, что пожелаешь, — сказал он, но она почувствовала, что он говорит не от всего сердца.
— Я хочу увидеть, где ты живешь.