— Я уже говорил тебе, Бобби. На выборах пятьдесят шестого года Джек баллотироваться не будет.
— Я знаю, — нетерпеливо возразил Бобби. — Но на съезде партии он должен иметь поддержку хотя бы делегации Массачусетса, иначе его будут воспринимать как дилетанта. Ты знаешь, как называют его люди вроде Маккормака? “Сенатор-повеса”, ты только представь!
Я не мог видеть глаза Джо — они были спрятаны за старомодными темными очками с круглыми стеклами в черепаховой оправе, — но лицо его вспыхнуло. Конгрессмен Джон Маккормак был одним из его врагов.
— К черту Маккормака! — злобно выговорил он. — Кто его слушает?
— Очень многие в Массачусетсе.
— Чепуха! Я понимаю, что ты хочешь сделать, Бобби, и я не позволю, слышишь меня? Ты хочешь, чтобы Джек ввязался в борьбу с кучкой бостонских бездельников и проституток от политики, таких, как Берк по прозвищу Луковица и Фредди Блип. Боже мой, и когда только ты усвоишь своей башкой, что он будет бороться за пост президента страны, а не за место в муниципальном совете?
Я понимал, что он всячески старается втянуть меня в этот спор, но меня спасло появление Джека, который наконец-то вышел из дома, ковыляя на костылях. Он был в белых шортах и старой тенниске, худой, как скульптура Джакометти.
Джек осторожно опустился на стул, который был сделан специально для него — с прямой деревянной спинкой и ровным сиденьем, — и стал безучастно смотреть на море, как будто оно находилось где-то далеко-далеко и ему никогда до него не добраться и не искупаться в нем.
— Кажется, здесь был всуе упомянут Берк по прозвищу Луковица? — спросил он, слабо улыбнувшись.
— Я просто наставлял Бобби на путь истинный, — сказал посол и тут же изменил тему разговора. — Как себя чувствует Джеки?
Джек пожал плечами.
— Она еще спит, — коротко ответил он.
Джеки никогда не поднималась рано, когда жила в Палм-Бич или в Хианнисе, или старалась подольше “отдыхать” после обеда. Она не любила участвовать в грубых играх семьи Кеннеди. Ей претили злое соперничество между сестрами Джека и Этель, отстраненная, холодная надменность Розы Кеннеди и вульгарная неделикатность посла, когда он начинал допрашивать ее о беременности. Всем в доме это было известно, и, как правило, ее оставляли в покое. Джеки, как и я, не испытывала страха перед Стариком, и, наверное, поэтому он проявлял к ней больше уважения, чем к остальным своим домочадцам, но она его не любила. Она знала к нему подход, что было неудивительно, ибо Джо во многих отношениях напоминал ее отца, Джека Бувье, которого все называли Черный Джек, — только в Черном Джеке было гораздо больше обаяния, и он совершенно не умел делать деньги; он даже не умел распорядиться тем капиталом, который у него был.
Джо безжалостно насмехался над светскостью Джеки, но не в ее присутствии. Думаю, он решил, что если Джеки не будет поднимать шума из-за многочисленных любовных связей Джека и родит ему наследника, то Джек сделал удачный выбор, женившись на ней. Она благоразумно воздерживалась — во всяком случае, на людях — от обсуждения поведения Джека, и даже Джо понимал, что она делает все возможное, чтобы забеременеть и родить ребенка.
Джек посмотрел на Бобби холодным, тяжелым взглядом, как бы с высоты своего положения старшего брата, приказывая ему молчать.
— Что ж, — начал он, — в мои планы не входит ввязываться в эти идиотские склоки в Массачусетсе.
— Конечно, нет! — Джо посмотрел на часы. — Я свое мнение высказал. И теперь буду наблюдать со стороны, как Джек расправляется с Берком, а Бобби — с профсоюзами.
Бобби бросил угрюмый взгляд на отца.
— Я не собираюсь расправляться с профсоюзами.
— До меня дошли кое-какие слухи. Я ведь живу не на другой планете. Этот парень, Молленхофф, немало рассказал тебе о профсоюзе водителей.
— Возможно, — нехотя согласился Бобби.
— Для Молленхоффа это больной вопрос. Коммунистов в профсоюзе водителей нет — для меня это совершенно ясно. Этот профсоюз сделал гораздо больше, чтобы добиться переизбрания Рузвельта в 1944 году, чем все остальные профсоюзы АФТ и КПП, вместе взятые. А он потом пел им дифирамбы у них на съезде…
Бобби все это знал, но для него это не имело значения.
— Теперь они превратились в настоящих бандитов, — резко произнес он.
Посол умоляюще посмотрел на меня. Я пожал плечами. Я тоже знал, что профсоюз водителей превратился в гнездо вымогателей и бандитов. Бек был беспринципным, тщеславным и самодовольным чудовищем, которого давно пора было поставить на место; из-за своей жадности и самовлюбленности он потерял всякое чувство меры. Хоффа относился к другому типу людей — он был массивный, как те грузовики, на которых ездили члены его профсоюза, злой, проницательный и умел ненавидеть даже сильнее, чем Бобби.
— Этот профсоюз насквозь погряз в коррупции, тут уж ничего не скажешь, — произнес я. — Думаю, Джордж Мини и его окружение будут рады, если водителей выведут на чистую воду, хоть они и любят говорить о профсоюзной солидарности.
— Ты уже все продумал, не так ли? — саркастически заметил Джо.
— Это дело привлечет всеобщее внимание, — вставил Джек. Его голос был усталым.
— Борьба с Беком принесет Джеку много очков, — продолжал я. — И Бобби тоже.
Посол посмотрел на меня, как бы говоря: “Это я уже слышал” , но я знал, что ему глубоко безразлично, какого противника выберет Джек для своего расследования, главное — найти такого противника. Главное — чтобы Джек начал активно действовать и чтобы об этом писала вся пресса в доказательство того, что он жив и здоров. Джо доверял моему чутью, а инстинктам Бобби — еще больше, хотя и спорил с ним о том, должен ли Джек бороться за поддержку организации демократической партии штата Массачусетс.
— Я согласен, что Бек — это очень выгодная цель, — сказал Джо, провернув в своем уме все “за” и “против”. — Но ведь он будет отбиваться. И Хоффер тоже.
Он неправильно произнес фамилию Хоффы, но Бобби не стал поправлять отца.
— Пусть, — ответил он. — Мы им покажем, что такое настоящая драка.
— Гм… — Джо бросил предостерегающий взгляд на Джека.
Я достаточно давно был знаком с Джо и понял этот взгляд как предупреждение: Джеку следовало проследить, чтобы в пылу схватки Бобби не зашел слишком далеко. Несмотря на то что Джек неважно себя чувствовал, он понял его взгляд и кивнул.
Джо со вздохом поднялся.
— Пусть будет так, — сказал он. — Это будет на твоей совести, — добавил он; было непонятно, кого из нас троих он имел в виду. — Я иду играть в гольф. — Он направился к воротам, где его ждала машина. — Возможно, я буду обедать в клубе, — предупредил он. — Не ждите меня.