Я несколько раз взмахнул клюшкой, чтобы привыкнуть к ней, затем ударил по мячу, который улетел ярдов на пятьдесят, за пределы площадки.
Дорфман усмехнулся.
— Постарайтесь изобразить что-нибудь поприличнее, хорошо? — сказал он. — Мне следовало бы предложить играть по пять долларов за удар.
“Ах ты сукин сын! — подумал я. — Посмотрел бы я на тебя на горнолыжном спуске или за карточным столом, — хотя он наверняка не привык играть честно”.
— Вам нужно немного подучиться, — сказал он и послал мяч прямо в лунку. Почему-то гангстеры Лас-Вегаса считали, что имеют право читать мне лекции о пользе спорта и физических упражнений. Если уж на то пошло, я был гораздо крепче, чем любой из них. Сейчас все они уже умерли, а я вот живу.
— Хороший удар, Ред! — похвалил Джейк, подбегая к нам. В этой нестерпимой жаре он, как рыба, пронзенная острогой, хватал ртом воздух.
— Заткни свою пасть, Джейк. Тебя что, спрашивают? Дай ему шляпу.
Джейк подал мне безразмерную бейсбольную кепку с сетчатым верхом. На ней спереди золотыми нитками была вышита эмблема профсоюза водителей — колесо телеги и сверху две лошадиные морды. Над эмблемой надпись: “Профессиональный турнир по гольфу для избранных. Лас-Вегас”, снизу — красными прописными буквами: “ОБЪЕДИНЕННЫЙ СОВЕТ ПРОФСОЮЗА ВОДИТЕЛЕЙ ШТАТА НЬЮ-ДЖЕРСИ”.
Я осторожно надел ее на голову. Мы пошли по площадке.
— Моу говорит, ты интересуешься профсоюзом водителей, — произнес Дорфман. — Он считает тебя хорошим парнем. — Он окинул меня взглядом. — У меня ты особых подозрений не вызываешь.
Не обращая внимания на его слова, я сделал еще один удар, и снова неудачно.
— Идиот! — дружелюбно воскликнул Дорфман. Он с силой хлопнул меня по спине. Я поморщился. — Убить тебя мало за такой удар! — В его устах эти слова звучали неприятно.
— Моу объяснил вам, что мне нужно?
Он кивнул.
— Разумеется. Слушай, если комиссия Макклеллана займется профсоюзом водителей, они обязательно что-нибудь раскопают, это ясно. Когда речь заходит о профсоюзе водителей, всегда всплывают такие вещи, которые простым людям понять трудно. Ты понимаешь меня? Это не совсем обычный бизнес. Там другие правила, понимаешь? Я понимал. Конечно, не каждый сенатор способен уяснить, как профсоюзная работа может быть связана с убийствами, вымогательством и воровством. Большинство казино в Лас-Вегасе и половина новых гостиниц в Майами-Бич были построены на средства Пенсионного фонда профсоюза водителей Центральных штатов, а этим фондом распоряжались Дорфман и его друзья; пасынок Дорфмана управлял страховым фондом профсоюза. Часть этой работы имела некое подобие законности, но и эта законность таяла при более пристальном рассмотрении, а уж если взглянуть на незаконные сделки, я был уверен, это целая бездонная пропасть ужасов.
— Что будет, если комиссия начнет серьезное расследование, господин Дорфман? — спросил я.
— Зови меня Ред, ладно? — Он внимательно посмотрел на меня. — Это рассердит многих. Дэйва Бека. Джимми Хоффу. — Он помолчал. — Да и меня тоже.
— До какой степени они рассердятся?
Он пожал плечами.
— Это зависит от того, насколько глубоко будут копать, Дэйвид. Послушай, мы неглупые ребята. Мы все понимаем, как работает машина. Если нужно, чтобы нас время от времени немного трясли, пусть так и будет. Такая уж у нас работа, как говорится. Верно? Хорошо. Кто-то погибнет, кто-то попадет за решетку, бизнес на время будет свернут, политики добьются переизбрания — жизнь идет своим чередом. Qué será, será. — Он взглянул на меня. — Что будет, то будет, — перевел он на тот случай, если я не знал этой песни.
— У Бобби Кеннеди, возможно, другие представления. Qué será, será — это не его жизненная философия.
Дорфман нанес еще один удар по мячу, тоже меткий, затем посмотрел на меня.
— Хочешь совет, Дэйвид? Передай Джеку Кеннеди и его братишке Бобби, пусть не копают слишком глубоко.
— Бобби — суровый парень, Ред.
— Суровый? Да брось ты. Он — студентик.
— Поверь моим словам, Ред. Бобби — совсем не студентик. Он твердый, как гвоздь. И он из семьи Кеннеди. Его нельзя запугать или купить. И Джека тоже.
— Ну и что? Их можно убить. Если уж дойдет до этого.
Я посмотрел ему в глаза.
— Я сомневаюсь в этом.
Он засмеялся.
— Поверь мне, Дэйвид, убить можно кого угодно. — Он произнес это как профессионал. — Даже президента. Да что тут говорить, Рузвельта чуть не убили в тридцать втором. Просто пуля угодила в мэра Чикаго, в этого придурка Сермака. Да и в Трумэна стреляли мексиканцы, прямо возле Белого дома, хотя вокруг него было полно людей из секретной службы! Если кого-то надо убить, друг мой, кто бы ни был этот человек, всегда можно найти способ.
Разговор ушел совсем не в ту сторону, но я особо не беспокоился. Мне приходилось и раньше слышать пустые угрозы. В прежние времена в Голливуде гангстеры вроде Вилли Биоффа и Мики Коуэна всегда угрожали смести с лица земли тех, кто мешал им. Насколько я помню, они убивали только своих коллег-гангстеров, решая таким способом споры из-за сфер влияния. К тому времени, когда они окончательно обосновались кто в Лос-Анджелесе, кто в Лас-Вегасе, кто на побережье озера Тахо, где прожигали свои неправедные доходы, эти люди уже ничего особенного собой не представляли; в большинстве своем это были “бумажные тигры”, живущие прошлой репутацией, когда они славились своей жестокостью.
— Убивать никого не нужно, — сказал я. — Мы ведем разговор о политике… и о бизнесе.
Дорфман вцепился в свою клюшку так, что побелели костяшки пальцев на его огромной веснушчатой руке.
— Ред, — продолжал я мягко, — выслушай меня, прошу тебя. В профсоюзе водителей есть люди, через которых, как через дуршлаг, информация просачивается в комиссию Макклеллана. Бобби, даже если и захотел бы, не может отмахнуться от этих сообщений, а Джек, поскольку он тоже является членом комиссии, не имеет права приказать своему брату не затевать расследования. Он в любом случае не пошел бы на такой шаг, поскольку это не в духе семьи Кеннеди.
Дорфман все еще был похож на разъяренного быка, готового ринуться в бой, если только возможно представить себе быка в туфлях для игры в гольф. Но он слушал меня, а при слове “просачивается” оживился.
— Просачивается как через что? — переспросил он.
— Как через дуршлаг. Это такая штука, в которой моют овощи.
— А-а. — Дорфман наблюдал, как я дважды пустил мяч мимо цели, но моя игра его уже не интересовала. — Проклятые стукачи. — Он вздохнул. — Когда я заправлял профсоюзом мусорщиков в Чикаго, у меня доносчиков не было, можешь мне поверить. Слушай, если хочешь, подтолкни мяч ногой, а то мы проторчим тут целый день.