Не замедляя шага, Вивьен ответила:
— Сэр Лоренс уже играл любовные сцены со мной , Пол. Вряд ли он узнает что-то новое о любовных сценах.
— Пол Тэнди, — объяснила Вивьен, когда они протиснулись мимо него. Загадочно улыбаясь, он что-то записывал в свой блокнот.
Она почувствовала, что краснеет. Вивьен даже не подумала о том, чтобы дать ей самой возможность ответить. Теперь и в Англии к ней будут относиться, как к белокурой глупышке — соблазнительнице чужих мужей, каковой ее всегда и считали.
Она быстрым шагом вошла в дом. Артур стоял в прихожей. На фоне старинной мебели и восточных ковров его фигура выглядела нелепой и несуразной. “Коттедж” представлял собой огромный старинный загородный дом, до отказа уставленный мебелью и элегантный, как павильон киностудии. От дома к лесу тянулся ухоженный английский сад.
— Очаровательный вид, — заметил Оливье, — вы не находите? — Он потянул ее в гостиную. — Здесь уютно, не правда ли?
У него на лбу выступили капельки пота. Казалось, он давал ей понять, что такая глупенькая американская кинозвезда, как она, вряд ли догадается, насколько ценные вещи в этом доме и как ей повезло, что она находится здесь. Она совсем не считала, что ей повезло. Парксайд-хаус не был похож на дом, где можно разгуливать голой по комнатам и ставить бокалы с шампанским и чашки с кофе где попало. Кроме того, ей приходится платить за аренду дома бешеные деньги. В ответ на его слова она выдавила из себя улыбку.
— Вы не хотите взглянуть на остальные комнаты? — спросил Оливье. — В спальне стены отделаны великолепно… Наверное, вы желает пойти и… э… освежиться?
Она кивнула. Она вдруг почувствовала, что очень устала; ей даже говорить было трудно.
Вивьен проводила ее в спальню на втором этаже и показала, где находится ванная комната. Она открыла дверь, желая поскорее уединиться, но Вивьен слегка придержала дверь рукой и, глядя на нее своими темными дымчато-серыми глазами, будто кобра на мангуста, произнесла хриплым шепотом, четко выговаривая каждое слово:
— Когда Ларри изъявит желание переспать с тобой, дорогая, — а я уверена, что он попытается это сделать, — будь с ним понежнее, хорошо? Мы уже сто лет не занимались с ним любовью, но я хорошо помню, что он, бедняжка, очень нуждается в помощи партнерши!
С этими словами Вивьен закрыла дверь, и Мэрилин наконец-то осталась одна.
13
Как и было условлено, темно-серый “форд” пятьдесят четвертого года выпуска стоял на автостоянке за рестораном “Акрополис Дайнер”; его наполовину загораживал грузовик с мусором.
Дорфман вылез из своей машины и, отпустив водителя выпить кофе, направился к “форду”, осторожно обходя грязные лужи. Открыв заднюю дверцу, он сел в машину. Хоффа не взглянул на него и даже не протянул ему руки.
Закурив сигарету, Дорфман внимательно посмотрел на затылок шофера. Этого человека он раньше не видел.
— Любой может забраться к тебе в машину, Джимми, и прострелить тебе мозги, прежде чем ты сообразишь, что происходит, — проворчал он. — Двери надо запирать, а на улице поставить двоих-троих ребят, чтобы наблюдали за обстановкой. Ты слишком рискуешь.
Хоффа разразился хохотом, похожим на скрежет запираемого засова, выражая тем самым безжалостное презрение ко всему миру. Его фигура напоминала бетономешалку, и, хотя он отнюдь не был толстым и высоким, его мускулистый торс, казалось, занимал почти все заднее сиденье, прижимая Дорфмана к дверце машины. Лицо Хоффы было цвета сырой телятины, рот похож на послеоперационный рубец; бледные глаза смотрели безо всякого выражения.
— Пусть только кто-нибудь попытается сделать это. Я вырву из его руки кусок мяса, засуну ему в задницу и пристрелю, как собаку. Как у тебя дела, Ред? Что ты мне хотел сообщить?
Хоффа повернул голову в сторону Дорфмана, чтобы хорошо видеть его, — вдруг и вправду тот решил сам попытаться убить его. Он знал: если хочешь оставаться в живых, не доверяй никому, даже Дорфману, хотя тот и не посвящен в тайны профсоюза. Вообще-то он уважал Дорфмана, но в его уважении проскальзывала некоторая доля презрения. Дорфман приехал на встречу, прямо как итальянский мафиозо — в новом серебристо-голубом “кадиллаке”, украшенном сзади широкими выпуклыми хромированными полосками в форме плавников, как у космических кораблей в мультфильмах. Такие автомобили Хоффа часто дарил людям, оказавшим ему ценные услуги, но сам никогда не испытывал желания ездить на подобной машине. Люди вроде Дорфмана, говорил себе Хоффа, согласны даже, чтобы за ними следило ФБР, но ни за что не сядут в старую, побитую машину.
Хоффа покупал себе костюмы и короткие спортивные носки (его излюбленные), которые всегда имелись в свободной продаже в магазине Дж.-С.Пенни. Дорфман был одет в серый шелковый костюм, сшитый на заказ, в чистейшей белизны рубашку и серебряного цвета галстук. Дорфман носил узкие итальянские туфли из мягкий кожи и элегантную шляпу с лентой под цвет галстука. Он так давно имел дело с итальяшками, что и одеваться стал так же, как они. Некоторые из лидеров профсоюза водителей тоже начали одеваться а таком же стиле, и Хоффе это не нравилось.
Дорфман наклонился к нему. В нос Хоффе ударил запах его одеколона, и он поморщился. Ему больше нравился дух трудового пота.
— Я обо всем договорился, Джимми, — прошептал Дорфман, бросая взгляд в сторону водителя.
Хоффа кивнул.
— Иди прогуляйся, — приказал он водителю. — Далеко не отходи.
Водитель вышел. Дорфман сообщил Хоффе условия сделки, которые он обговорил с Дэйвидом Леманом в Ки-Бискейн. Хоффа слушал его с бесстрастным выражением лица, уставившись в лобовое стекло, по которому текли струйки дождя.
Когда Дорфман закончил свой рассказ, Хоффа поднял мясистую руку, чтобы тот помолчал, и стал размышлять, Он и не сомневался, что Кеннеди согласятся на сделку. Весь вопрос заключался только в том, как к ним подступиться. Они богаты, а богатые люди продажны и ленивы. Старик Кеннеди был самым алчным из капиталистов, а следовательно, с ним всегда можно договориться, как это и произошло в пятьдесят втором году, когда они заключили сделку по поводу Чикагской биржи. Что же касается Джека, то он всего лишь развратный бездельник и согласится на все, лишь бы завоевать хорошую репутацию. А его младший брат Бобби — болтливый никчемный студентишка. К черту их! Некоторое время Хоффа сидел молча. Он весь кипел от яростного презрения к богатеям. Он был такой же убежденный антикоммунист, как Эдгар Гувер, если еще не злее, но все-таки в одном русским надо отдать должное: они прогнали всех богатых паразитов и передали власть в руки рабочих.