Другого способа прожить больше пары веков для него не существовало. Он мог погибнуть вследствие несчастного случая или из-за людской жадности. Если бы его обнаружили, его судьба была бы предрешена.
Картрайт исчез без следа, хотя последние свидетельства его существования были найдены около двадцати лет назад. В Институте на стене висит карта, на которой отмечены бесцельные блуждания беглеца, спасающегося от самого главного страха человечества, страха смерти. Агенты проверили и перепроверили этот маршрут в поисках детей, отцом которых мог быть Картрайт.
Если найдут хотя бы одного, то из него буквально выпустят всю кровь – но прежде его основной задачей будет зачать как можно больше детей, чтобы гамма-глобулина в итоге хватало на омоложение почти пятидесяти человек.
Когда-то их было сто, сотня богатейших людей мира. Теперь больше половины уже нет в живых, а их состояния – с их согласия – перешли в распоряжение Института для продолжения поиска.
Эти люди оказывают огромное влияние на правительства всего мира. Они не боятся ничего – кроме смерти. Если они преуспеют, будет не важно, сможет ли Человек достичь бессмертия.
Ему больше незачем будет жить».
Сиберт перечитал написанное, внес небольшие поправки и ухмыльнулся. Нажал на клавишу, и компьютер выдал ему печатный экземпляр. Сиберт сложил листы пополам и еще пару раз в обратную сторону. На маленьком конверте он написал: Я направляю это Вам, доверяя вашей сознательности и журналистской чести. Не открывайте этот конверт в течение тридцати дней. Если я пришлю за ним до того – подтверждением моей просьбы станет повторение этих слов, – я надеюсь получить назад невскрытый конверт. Я доверяю Вам.
Он вложил листы с отпечатанным текстом в конверт и заклеил его. На конверте размером побольше он написал: Главному редактору, «Звезда Канзас-Сити».
Доверять госслужащим больше не было смысла. Их не просто могли подкупить, они прямо-таки находились в свободной продаже. Может быть, и газетчики продавались тоже, но покупателю сначала пришлось бы найти того, чья информация действительно стоила денег.
Сиберт достал маленький пистолет, чтобы убедиться, что магазин полон и предохранитель снят, а затем снова сунул его в карман куртки. Осторожно открыв дверь, он оглядел темный коридор и нахмурился. Единственная лампочка, освещавшая лестницу, погасла.
Он скользнул в коридор, сунув под куртку руку с зажатым в ней конвертом, чтобы его белизна не привлекла внимания. Наверху лестницы он помедлил, а затем повернул к почтовому ящику. Выудив монетку из кармана, он кинул ее в щель. Через пару секунд она звякнула, ударившись о стенку ящика.
Тот был пуст. Решительным жестом Сиберт сунул письмо в щель.
– Страховка, Эдди?
Сиберт резко обернулся, сунув руку глубже в карман куртки. Медленно прислонившись к стене, он наблюдал как из теней под лестницей выступила темная фигура и двинулась к нему, превращаясь в подтянутого смуглолицего мужчину с тонкими губами, сложенными в мягкую, будто извиняющуюся улыбку.
– Так и есть, Лес, – беззаботно заявил Сиберт. – Что ты здесь делаешь?
– Брось, Эдди, – беззлобно усмехнулся Лес, – хватит этих игр. Ты знаешь, что мне нужно. Парень, Эдди.
– Понятия не имею, о чем ты, Лес.
– Не хитри, Эдди. Меня послал Локк. Все кончено.
– Как ты меня нашел?
– Я тебя и не терял. Я твоя тень, Эдди. Ты в детстве учил такой стишок?
– Локк, может, и старик, Эдди, но из ума пока не выжил. На самом деле совсем наоборот. Уж он-то в курсе всех уловок. Тебе не стоило переходить ему дорогу, Эдди. У всех есть тень. Я думаю, и у меня тоже. Интересно, кто это. Мне не нужно было преследовать тебя, Эдди. Локк сказал, что ты возвращаешься домой. А теперь, Эдди, парень. Где он?
Так вот почему Лес снял квартиру прямо на первом этаже, уныло размышлял Сиберт. И поэтому он торчал под дверью час за часом, в темноте.
– Ты прекрасно знаешь сам, Лес. Я тебе не могу ничего сказать. Слишком уж много мне известно.
– Локк сказал то же самое, – негромко подтвердил Лес. – Парень в здании, Эдди, и мы это знаем. Может быть, даже на этом этаже. Ты бы не позволил ему далеко уйти. И первым делом ты бы поспешил к нему. Я хочу облегчить твою участь, дружок. Но если тебе больше по вкусу страдания…
В его поднимающейся руке оказался карманный пистолет.
Сиберт сжал под курткой свое оружие. В пустом коридоре звук сдвоенного выстрела прогремел как раскат грома. Удивление застыло на скуластом лице Леса; боль скрутила его, когда он качнулся к Сиберту, сгорбив плечи и прижимая руку с пистолетом к простреленному животу. Словно в замедленной съемке он рухнул на пол.