— А кто сказал, что меня сюда занесло? Хожу себе и хожу…
— Так не бывает. По пустыне просто так не ходят. Ты явился сюда, чтобы стащить что-нибудь, как мы с Лил, или убить кого?
— Разве не может быть других причин?
— Для бродяги с оружием? Зачем оно тебе на празднике посвящения? Ответ один: либо хочешь что-то украсть, либо кого-то убить. Просто хочу заметить, что эти руины охраняются лучше, чем какое-либо другое место в империи. Грубая сила всегда бывает побеждаема силой разума. Жаль, если кому-то придется в таком юном возрасте умереть.
Хорн опять промолчал. Он решил подождать. Он это умел — ждать. Пусть другие проявят свое нутро, покажут, чего они хотят.
Ву между тем невозмутимо продолжал:
— Вот нас здесь трое, и все мы одной масти. Ладно, ты чужак, и твои дела — это твои дела. Возьмем, например, меня и Лил. У нас никогда не было секретов друг от друга, мы никогда не держали камень за пазухой — может, это и помогло нам выжить. С вершины наших лет многое видно, любой в нашем возрасте станет моралистом. Знаешь, приятель, к старости неоспоримых истин остается немного, но все они словно дубеют, становятся крепкими, как мореный дуб. Вот одна из них — люди должны жить так, как они хотят. Простенькая сентенция, а поди ж ты, сколько из-за нее крови пролилось…
— Я не хочу умирать, — неожиданно выпалил Хорн.
— И мы того же мнения, того же мнения… Правда, Лил? Но для этого надо очень постараться. Я понял тебя, и ты прав. Ты не хочешь умирать, потому что тебе не удастся вовремя достичь руин.
— Ты ошибаешься, старик, — откликнулся Хорн. — Ты сказал, что все мы одной масти, что между нами не должно быть секретов. Ты собираешься посетить праздник посвящения… Что ж, ты укажешь мне путь, как попасть на него.
Хорн скромно поздравил себя — это была отличная идея. Пусть старик со своей идиотской птицей станут его проводниками. Он, по-видимому, тертый калач, этот китаец. Возможно, он даже первым увидел его, когда он, Хорн, рыскал вокруг низины, отыскивая следы засады.
— Нет, нет, — всполошился Ву. — Я никак не могу. Мне кажется, это должно быть…
Хорн, не отрывая ледяного взора, в упор смотрел на него.
Ву обреченно повесил голову, пожал плечами и наконец ответил:
— Что ж, как пожелаешь. Бродяги должны держаться вместе. Но ты должен понять, что человек волен только в первом шаге, потом он сразу попадает в лапы необходимости.
Попугай туманно добавил:
— Люди предпочитают сами ладить для себя ловушки.
Хорн по-прежнему продолжал леденить их взглядом. Брови у него совсем сдвинулись, на лице застыло зловещее выражение. Ву неожиданно зевнул, разгреб золу на месте потухшего костерка и свернулся клубочком.
— Что, так и заснешь? И будь что будет?.. — сардонически усмехнулся Хорн.
— А что будет? — ответил Ву. — Все равно от смерти не убежишь. Так же как и от рассвета. Если они явятся вместе, спасения все равно не будет. Ради этого лишать себя сна? Зачем?
— Непонятно, как ты сумел прожить так долго.
Старик еще раз зевнул, теперь во весь рот, сладко, протяжно:
— Соблюдал режим, регулярно питался, спал, когда это было возможно, и не тревожил себя думами о том, что будет завтра. Перед нами стена, куда тут убежишь. Тем более что Лил посторожит.
Хорн настороженно долго смотрел на старика, потом, пожав плечами, встал, взобрался на край низины. Здесь он долго сидел, прислушиваясь и присматриваясь к темноте. Собственно, ночью он чувствовал себя уверенно, интуиция еще ни разу не подводила его. Или шестое чувство — как хотите, так и называйте. В пустыне было тихо, даже спокойно. Хорн спустился в низину, занял место у гранитной скалы — здесь и перебьемся до утра.
Небо совсем очистилось, и над округой повисла легкая серебристая зыбь. Света было мало, но видно далеко — таково свойство безлунной ясной ночи. Звезды вверху жили своей особой, непонятной, но, по-видимому, веселой жизнью. То-то они так радостно посверкивали и перемигивались во тьме.
Хорн поправил пояс, набитый деньгами, почесал то место, где он прилип к коже. Ну и тяжелый же это был груз, а ведь не бросишь, не сдашь на хранение. Он чуть расстегнул молнию, достал одну монету — кристаллический диск, оправленный по краю в серебро. Поднес к правому глазу, левый зажмурил и глянул сквозь монету на звезды.
Неожиданно рука дрогнула — то ли померещилось, то ли в глаз что-то попало. Он задержал дыхание, странное оцепенение напало на него — кто-то смотрел из глубины прозрачного кружка.