– Ну же, герр офицер, нельзя отрываться от коллектива. Я старше вас по званию, и вы обязаны подчиниться. Будь же хорошим мальчиком, Карл, что за упрямство, – с хохотом, будто в шутку выкрикивал Шоллер, пока тащил коллегу куда-то к окраине городишки, где расположился военный гарнизон.
Только вот глаза у него были пугающе серьезными, колючими, словно острый кусок стекла. Он смеялся, обещая великолепную шутку, а сам всматривался в напряженное лицо Карла, силился прочесть его скрытые мысли. Гауптман Дорвельц отворачивался, натянуто улыбался, что-то бормотал о срочных делах, но Шоллер был неумолим:
– Эй, ты что, решил поспорить со мной, с офицером СС? Надеешься на нашу детскую дружбу! Думаешь, я не доложу в гестапо о том, что ты уклонист? – От такого вопроса внутри у Дорвельца похолодело.
Государственной тайной полиции боялся любой служащий вермахта, об их жестоких пытках инакомыслящих или противников власти Гитлера ходили легенды. Попасть в застенки гестапо было даже хуже, чем оказаться в плену у русских. Лишение звания, мучительные пытки, а потом расстрел как военного преступника – вот что ждет того, на кого поступил донос в службу Geheime Staatspolizei. И тогда вся его семья, родители и сестры, лишатся денежного офицерского довольствия, что он высылает им исправно каждый месяц, а служащие тайной полиции могут отправить в застенки на пытки за компанию и всю семью Дорвельц. От таких мыслей Карл поплелся на негнущихся ногах за довольным своей добычей Шоллером.
Возле разбитого казенного здания сгрудились перепуганные подростки. В одинаковой одежде, с похожими лицами – широкие скулы, короткий нос, крошечные глазки и безмятежная улыбка толстых губ – дети с синдромом Дауна. Рядом металась пожилая женщина, бросаясь от одного охранника к другому, хватая их за руки:
– Я прошу, прошу, не убивайте нас. Мы же не сделали ничего плохого, эти детишки – они больные, они пациенты неврологического диспансера. Я их воспитатель, я присмотрю за ними, отпустите! Они очень хорошие, смирные, они как малыши, никого не обидят. Отпустите нас, умоляю, не совершайте грех.
– Заткни ее! – раздраженно бросил Шоллер, и, подчиняясь его короткому приказу, автоматная очередь уложила уже мертвую воспитательницу на кучу из битого кирпича.
Перепуганные выстрелами дети завыли, принялись кричать, раскачиваться из стороны в сторону. А Карл остолбенел. Марта! В толпе детей застыла с широко распахнутыми глазами его младшая любимая сестра Марта! Он понимал, что девочка просто похожа на нее: та же россыпь золотых веснушек, раскосые голубые глаза, даже грязный бант в волосах был ее любимого зеленого цвета. Да, все дети с синдромом Дауна сильно похожи из-за болезни, что исказила их лица, но он не мог отвести глаз от девочки. Марта никогда не сердилась даже из-за его самых глупых выходок, она тайком жалела его после выволочек отца и драк с местными мальчишками. Она одна из всей семьи горько рыдала, когда Карл поступил в военное училище и уехал из дома. И она же бежала за машиной, которая увозила его на военные сборы, протягивая в ладошках жалкие пенсы из своей копилки, наивно полагая, что они помогут ей удержать брата и он не уедет на страшную войну, а останется жить дальше в доме отца. Наивная, чистая и доверчивая Марта, которая рыдала даже над мертвыми мухами, которая любила его больше, чем себя. Он опустил глаза, но никак не мог отогнать мысль, что его сестра Марта стоит в толпе кричащих детей и доверчиво смотрит на окруживших их военных.
– Полюбуйся на этих безумных русских, они пытались спасти даже своих идиотов, вывезти их подальше отсюда. Зачем спасать дураков? Их жизнь дешевле пули для расстрела. Карл, ты видишь это стадо обезьян? Карл?! – Шоллер все-таки поймал в последнюю секунду его отчаянный взгляд в сторону русской девочки.
Офицер СС расхохотался громко и раскатисто:
– Ну и взгляд у тебя, Дорвельц, будто привидение увидел. Давай пусти этой рыжей девке пулю в лоб, они утомили меня своими криками. Чертовы животные! Я хотел позабавиться, заставить их выкопать себе могилу. Но голова трещит от этого обезьяньего визга, просто расстреляем и бросим здесь, – он увидел, что Карл не двигается, даже не достает оружие, и уже зло рявкнул: – В чем проблема, гауптман Дорвельц, вы хотите оставить в живых эту уродку?! Она не просто принадлежит к низшей расе, она… она – животное! Нет, эта тупая девка – насекомое, а не человек! Стреляй немедленно, что ты застыл. Выполняй приказ!
«Марта! Денежное довольствие! Если по деревне пойдет слух о том, что я в гестапо, то отец потеряет приход. Это конец, они умрут от голода! Сестры! Родители! Марта!» – Мысли слились в голове Карла в жуткий хоровод, дрожащая рука с пистолетом стала медленно подниматься вверх. Девочка, интуитивно поняв, что сейчас произойдет, неожиданно бросилась через толпу к своему убийце, схватила его руку и, прижавшись губами к ладони, зашептала: