Цюлерих был в полном восторге от того, что крыса снова может двигаться, но теперь он беспокоился о её поведении — он думал, что вернувшийся голод может означать утрату бессмертия.
Размышляя об этом, он дрожал, потому что знал, что уже очень стар и у него не так много времени, чтобы наблюдать и ждать. К тому же от открытия эффекта содового раствора, его сердце тревожно затрепетало. Оно вело себя так, как никогда раньше. И он понял, что настало его время смерти. Эксперимент был почти завершен, возможно, закончен, но результаты еще не были доверены жаждущему их миру.
Это был конец. Но потом он вспомнил о своих каплях! Он выпьет их, и у него будет достаточно времени, чтобы завершить свой эксперимент. Ученый быстро подошел к столу и сел на высокий табурет. Затем, взяв флакон с бледно-зелёной жидкостью, запылившийся на полке, он отмерил необходимое количество капель. Но его рука предательски задрожала и флакон упал на пол, расплескав драгоценную жидкость. Он выпил капли из мерного стакана, а затем потянулся за газированной водой, стоявшей рядом на столе.
Он не мог пошевелиться! Он совсем забыл, что не сможет поднести газировку ко рту. В данный момент он был слишком расстроен и напуган, чтобы ясно мыслить. Он упустил из виду очень важную вещь. Делать было нечего, кроме как сидеть и ждать, пока придёт сосед. Цюлерих был неподвижен, словно высечен из камня. Он не мог пошевелить и веком…
Прошла неделя.
В течение этой недели крыса бегала по всей комнате. Однажды она запрыгнула на стол перед ним, и учёный внимательно её рассмотрел. Она не дышала.
Прошла еще неделя, но в доме никто не появлялся. За это время крыса осмелела, и у Цюлериха было много времени понаблюдать за ней. Он знал, что его эксперимент удался. Крыса потребляла пищу только для того, чтобы бегать и прыгать по комнате. Она не нуждалась в пище для поддержания своей жизни. Цюлерих понял, что открыл великую тайну. Он сотворил вечную жизнь, которая нуждалась в пище только для восполнения энергии. Потом в комнату заглянул сосед. Выражение беспокойства на его лице сменилось выражением печали. Лицо соседа стало меланхоличным, когда он увидел старого Цюлериха, чопорно сидящего на табурете в окружении своих пробирок с химикатами. Цюлерих попытался закричать, но его голосовые связки, как и конечности, были парализованы. Он попытался прохрипеть, даже прошептать, но не издал ни звука. Он вложил свой призыв в яростный и холодный огонь своих живых глаз, которые были обращены прямо к двери. Сосед, увидев его глаза — блестящие и живые, хлопнул дверью и убежал. После этого Цюлерих всё понял… Никто не знал, что с ним случилось. Они думали, что он мёртв, и предположили, что он пролил на себя какой-то таинственный состав, который забальзамировал его. Но в его глазах всё ещё теплилась жизнь.
Вскоре приехали работники похоронного бюро, чтобы исследовать его — они осмотрели учёного, изучили жидкости в бутылках и мензурках, после чего уехали. Прошли годы, а старика Цюлериха так и не похоронили, потому что считалось, что он нашёл волшебное средство для бальзамирования, и его оставили для наблюдений.
Старый учёный, ничуть не изменившийся за эти годы, знал это — теперь он сидел в стеклянной витрине, и слышал всё, что они говорили, и видел все, что происходило перед его глазами.
А в темноте ночи бессмертная крыса и бескорыстный химик встречались снова. Крыса часто пробегала мимо стеклянной витрины, в которой сидел Цюлерих, неподвижный, словно изваянный из камня. Иногда она садилась на стол перед ним и смотрела на него красными злобными глазами, а потом убегала. Химик всегда узнавал её по своеобразному шраму на шее. Крыса наверняка знала, чего ему не хватает. Два долгих года она сама была парализована, прежде чем он дал ей движение и жизнь. Но она была слишком подлой, чтобы совершить столь великий поступок по отношению к нему. Она ненавидела его и никогда не приносила ему тех нескольких капель содового раствора, которых он так жаждал.
Однажды Цюлериха тщательно упаковали в ящик и перевезли куда-то, а когда ящик открыли, он оказался в высоком здании с мумией фараона по одну сторону от него и затхлыми реликвиями далёких эпох по другую. Он узнал это старое здание, потому что в прежние дни любил бродить там и позволять своим фантазиям блуждать, а мыслям искать что-то осязаемое в этих осколках исчезнувших веков.
Годами, сидя на своём табурете, защищенный стеклом, он неотрывно смотрел сквозь узкий проход в большое окно на мир.
Там он наблюдал за проходящими мимо толпами. Люди одного дня. Люди, которые вчера были младенцами на руках у матерей, сегодня борются за свои желания на длинной и трудной лестнице жизни, чтобы завтра спрыгнуть в небытие на отведённой им ступеньке.