— С нашим другом Соллером вы уже знакомы.
Архитектор с бокалом в руке поднялся навстречу Жюльену, его примеру последовал его собеседник, на прусский манер склонившийся перед новым консулом.
— Меня зовут Масканиус. Это мои статуи загромождают до сих пор ваш дворец; как только снег подтает и грузовик сможет въехать во двор, обещаю вам все вывезти.
Оба гостя были в смокингах, адвокат — в домашней велюровой куртке темно-зеленого цвета. Жюльену стало неловко: он не переоделся и был в том самом сером шерстяном костюме, в котором провел весь день. Но вот хозяин подал ему бокал шампанского и поднял свой в знак приветствия.
— Мы — трио старых холостяков, — бросил он. — Надеюсь, вы не очень соскучитесь в нашем обществе. Зная толк в женщинах, как и во французском шампанском, — не заблуждайтесь на сей счет, — я положил себе за правило не позволять ни одной из них переступать порог этой квартиры. Клятва старого холостяка, которую мои друзья Соллер и Масканиус дали вслед за мной. Это отнюдь не мешает проявлению наших сердечных привязанностей, но в другом месте, у себя же мы верны клятве и остаемся одни. — Помолчав, он поспешил добавить с робким смешком: — Или же доставляем себе удовольствие, принимая высокого иностранного гостя!
Пока Жюльен, озябший по дороге, согревался у камина, адвокат пустился в пространные рассуждения, описывая свое пристрастие к Франции, а заодно и пристрастие французов к Н., где он появился на свет, как и его друзья Соллер и Масканиус. Друзья перебивали его, каждый пытался перещеголять другого, расхваливая красоты города, которым они гордились, и красоту Парижа, где у архитектора была квартирка. Жюльен, не имея возможности вставить хоть слово, слушал и осматривался. Гостиная была невелика, со множеством низких и круглых столиков на одной ножке, сплошь уставленных скульптурными фрагментами, камнями, разными пирамидами и другими вещицами из мрамора, которые вошли в моду в Н., когда его последние правители, позабыв о былом меценатстве, превратились просто в тонких ценителей искусства.
— Да, у меня слабость к дурному вкусу моего деда, который в свою очередь питал большую слабость к дурному вкусу великого герцога Эрнеста, чьим душеприказчиком являлся, — заметил адвокат.
Толстуха горничная объявила, что ужинать подано, гости прошли в столовую. Из последующей беседы Жюльен мало что уяснил, кроме, пожалуй, одного: адвокат много разъезжает между Н., П. и Парижем, куда призывают его «французские дела». Когда же он захотел узнать больше, адвокат улыбнулся.
— Я занимаюсь не только государственными делами, но и делами некоторых ваших соотечественников, которые столь любезно доверились мне, — только и сказал он.
Затем он увлекся новым рассказом, на этот раз о таланте Соллера, выбрав которого для реставрации дворца Саррокка консул проявил истинное здравомыслие, а также о богатстве коллекции Масканиуса, которую тот, кто является в конце концов хозяином дворца, поскольку дворец принадлежит Франции, вскоре оценит. Архитектор и антиквар вновь перебили его, чтобы в свою очередь воздать ему должное; Жюльен молча слушал их. Когда же гости перешли в гостиную, были обнесены выдержанной граппой и выкурили по длинной сигаре, Жюльен поднялся и откланялся. Выражая уверенность в скорой встрече, оба — и архитектор и антиквар — были весьма обходительны и любезны, а адвокат прямо-таки искрился дружелюбием. Жюльен вышел на улицу: было очень холодно, вновь повалил снег. Добравшись до своего опять чересчур натопленного номера, Жюльен чуть было не потерял сознание. Захотелось позвонить во Францию, поговорить с Анной, но было за полночь, и он не осмелился снова будить коридорного, только что в полусне протянувшего ему ключ.
Все следующие дни были целиком посвящены неизбежным протокольным визитам. Так новый консул познакомился с большинством официальных лиц города. У всех них офисы располагались во дворцах, похожих на дворец Саррокка, и все они выполняли свои обязанности под сенью фресок с богами и богинями.
Только архиепископ принял его в большой мрачной комнате с голыми стенами, окна которой выходили на верхнюю часть собора. Не владея французским, он попросил монахиню переводить. Елейным голосом осведомился о политической ситуации во Франции и о намерениях французского правительства относительно Н.
— Не намерен ли ваш премьер-министр возвратиться к своим старым привязанностям? Недаром же вы посланы на разведку?
Жюльен очень вежливо ответил, что ему ничего не известно о привязанностях главы правительства; монашка же составила себе по ответу превратное представление о вопросе, в который прелат вложил более абстрактный смысл: переводя, она густо покраснела. Архиепископ улыбнулся, но не добавил ни слова.