В нашем коридоре, привалившись спиной к стене, сидел Неволяев и играл на дудочке. Вид он имел печальный, а лирическая мелодия тоскливо скребла по душе. Я присела рядом и задумалась.
— Есть вопросы? — не очень дружелюбно спросил фельетонист, оторвавшись от инструмента.
— Вопросы? — Ссориться мне не хотелось. — Да, есть. А где змея?
Мне почему-то казалось, что Неволяев сможет оценить мой тонкий комплимент и завуалированное сравнение его с факиром — заклинателем змей.
— Змея? — Неволяев показал подбородком на дверь кабинета Лизы Стилль. — Там. Сидит еще.
— Не наговаривайте на девушку, Эдуард, она вообще-то добрая, просто вы подвернулись ей под горячую руку. Нам хотелось пива, а вы его украли.
— Угу. — Неволяев поднес дудочку к глазам и смотрел сквозь нее на Лизину дверь, как в подзорную трубу. — Проклятущие, все только о себе и думают.
— А вы бы как хотели? Чтобы они думали только о вас?
— А хотел бы! — пошел в наступление фельетонист. — Даже очень бы хотел!
— Так не бывает, — вздохнула я. — Человек, знаете ли, эгоистичен по природе. И себя он всяко любит больше, чем…
— …чем меня, — грустно закончил Неволяев. — И зря. Я ведь просто создан для любви, неужели непонятно? Я тянусь к людям, я открыт и демократичен, я, наконец, умен и своеобразен.
Как только он это произнес, мне в голову, шумно помахивая крыльями, влетела бредовая мысль. Надо сказать, что моя голова как будто специально приспособлена для всяких глупостей. Вот как умная мысль, то нет, не долетает, а как бредовая, так точно зацепится. Вот и сейчас я смотрела на Неволяева и думала: «А ведь из него можно сделать высококлассного шпиона». Я понимала, что ничего глупее придумать невозможно, но сопротивляться собственной дурости сил не было. Потому что аргументов против я замечать не хотела, зато аргументы за уже выстроились перед моим мысленным взором и зазывно мне подмигивали. Неволяев — странный человек, он по определению не может вызвать подозрений в сотрудничестве с правоохранительными органами, так? Так. Покажите мне такой орган, который добровольно нанял бы Неволяева. Кроме того, фельетонист крайне навязчив и бесцеремонен, он заходит в чужие комнаты как к себе домой, берет все, что ему нравится, и, что самое ценное, все уже привыкли к такому его поведению. То есть Неволяев может безбоязненно копаться в чужих вещах, и никто не подумает, что он шпионит. Скорее заподозрят его в банальном воровстве.
— Скажите, Эдуард, — я придвинулась к нему поближе, — вы надежный человек?
— Нет. — Фельетонист отрицательно покачал головой. — Чего нет, того нет.
— И тайну вам доверить нельзя?
— Я бы не советовал. Тайна хороша только тем, что ее можно разболтать.
— Правильно, — согласилась я. — Вопрос — когда? Разболтать сразу — все равно что растранжирить миллион. Я хочу сказать, что тайна должна созреть для посторонних ушей.
— Понимаю. — Неволяев посмотрел на меня с одобрением. — Глупо бежать в сортир после первой кружки пива. Только после шестой, когда мочевой пузырь трещит по швам, можно получить истинное наслаждение.
— Да, я примерно об этом. А подвиг вы совершить не хотите?
— Не хочу, — наотрез отказался Неволяев.
— А просто доброе дело сделать?
— Кому, проклятущая? — Неволяев прищурился. — Просто добрых дел не бывает. Любое действие имеет свою оборотную сторону. Что русскому хорошо, то немцу смерть.
— Ну, например, Пожарскому, — осторожно сказала я.
— Ему — могу. Пожарский-гад неплохой мужик. Но только в виде исключения. Благотворительность — не моя стезя.
— Помощь начальству — это не благотворительность, а вложение в будущее, — возразила я.
— Согласен. — Неволяев посмотрел на меня с интересом. — Ты не такая бестолочь, какой кажешься. Что надо делать?
Я наклонилась к его уху и зловеще прошептала:
— Надо искать убийцу.
Неволяев испуганно отшатнулся:
— Убийцу кого?
— Пожарского.
— Так его чего… того? — тоже перешел на шепот фельетонист.
— Пока нет, но собираются.
— Е-мое! — Неволяев возмущенно крякнул. — Как же так? Проект еще не раскручен, газета не выходит, а они сразу убить? Нет, так не годится.
— В том-то и дело, — похвалила я. — Рановато Пожарского убивать. Но это мы понимаем, а кто-то с нами не согласен.
— Кто?
— Это нам и предстоит выяснить.
— Как?
Действительно, как?
— Понимаете, Неволяев, — туманно начала я, — готовых рецептов здесь быть не может. Надо искать, присматриваться, прислушиваться… Вдруг убийца себя как-то обнаружит?