— Дмитрич еще туда-сюда, — сказал Леонид. — Но поторопись, они только что послали своего стажера за очередным пузырем.
Василий ворвался в комнату экспертов, как беспощадный тайфун.
— Отставить безобразия! — заорал он. — И приступить к работе.
— Коновалов? — Старший эксперт Валерий Дмитриевич Усов протер глаза. — Ты же в отпуске.
— Да что вы все заладили. Пришел вот по делам, к тебе, между прочим, Дмитрич.
— По делам? Во время отпуска? — Валерий Дмитрич с осуждением покачал головой. — Окстись. Неприлично-то как, Вася.
Василий взял с полки чистое блюдце и высыпал туда из целлофанового пакетика окурки, найденные на чердаке:
— Посмотришь, Дмитрич?
— Спасибо! — с показной горечью воскликнул старший эксперт. — Дожил. Угощает окурками. Меня! А ты мерзкий тип, Коновалов.
— Дмитрич, ну посмотри! — взмолился Василий. — С меня — бутылка.
— Так бы сразу и сказал. — Эксперт взял лупу, придвинул к себе блюдце и пару минут внимательно изучал окурки, переворачивая их длинным пинцетом.
— Ну что — дело ясное. Что тебя интересует?
— Состав слюны.
— Ладно. Завтра будет готов. Идет? А пока что могу сказать — сильно нервничал человек. Видишь, докурено до самого фильтра? И курил очень быстро, каждый вдох — затяжка. Видишь, какой черный фильтр? Если курить спокойно, размеренно — он так смолой не пропитывается, часть смолы просто сгорает, пока сигарета дымится. И затушена сигарета весьма характерным образом — видишь, как размозжили конец? Это тоже говорит о душевном волнении. Помнишь, родной, эти прописные истины? На сегодня все, Васенька, за остальным приходи завтра.
— Приду. Приду, Дмитрич, ты так и знай.
Леонид, пока Василий ходил к экспертам, перебрался за стол старшего оперуполномоченного и теперь сидел там с гордым и неприступным видом, прикрывшись папкой «Дело».
— Эй, юноша, у вас как с борзометром? Не зашкалило? Кто разрешил вам осквернять своим присутствием рабочее место величайшего сыщика современности? А ну-ка, кыш…
— Не понял. — Леонид выглянул из-за папки. — Так этот разваливающийся стол — музейный экспонат? А почему нет таблички: «Памятник культуры, охраняется МВД»? Или «Здесь провел свои не лучшие годы В. Ф. Коновалов»? И вообще, я наконец остался в комнате один, а значит, имею полное право выбирать наиболее удобные для работы места. Вот так. И все.
— Да, — с грустью сказал Василий. — Стоит уйти в отпуск, и личный состав срывается с катушек. Ладно, сиди пока где хочешь, но помни — я вернусь.
— Увы, об этом захочешь — не забудешь. Знал бы ты, как эти мысли отравляют мне жизнь.
— Вот и правильно, — одобрил Василий. — И работайте, юноша, работайте. Ловите злодеев-то. А то расселся, понимаешь, между двумя столами.
…В редакцию Василий приехал только к вечеру. Народу в коридорах прибавилось, и суеты стало больше. Туда-сюда сновали возбужденные люди, перебрасываясь жаргонными словечками, а из комнат доносились взрывы неестественно громкого смеха.
«От безделья маются, — с беззлобным осуждением подумал Василий. — Бедные люди».
О том, чтобы втереться или тем более органично влиться в эту праздную среду, не могло быть и речи, и Василий решил играть роль чужеродного элемента. В конце концов, охранник — он и есть охранник, что с него взять?
— Старик, — обратилась к нему какая-то высоченная девица в очках, — дай прикурить.
Старший оперуполномоченный достал из кармана бензиновую зажигалку, на стальном боку которой было выгравировано: «За отличные успехи в розыскной работе».
— Ух ты! — Девица с интересом уставилась на зажигалку. — Где взял?
Василий хотел сказать: «Мента замочил по случаю», но благоразумно сдержался и выдал менее кровавую версию:
— Знакомый опер из МУРа подарил.
— Вещь! — Девица одобрительно присвистнула.
Вообще язык местных обитателей и их манера общаться друг с другом смешили и раздражали Василия одновременно. Наиболее частым обращением друг к другу были «старик» и «старуха». Нежные чувства или достаточно близкие дружеские отношения демонстрировались при помощи обращения «старикаша» или «старикан». Удивило старшего оперуполномоченного употребление «вы» в сочетании с именем, причем не с полным (Иван, Петр), а с домашним (Ваня, Петя). В МУРе подобное извращение вызвало бы по меньшей мере тревогу — если уж Петя, то всяко на «ты». Еще, как заметил Василий, здесь принято целоваться с теми, кого знаешь. Не так целоваться, как завещала природа-мать, а всуе, на бегу: «Привет-привет, чмок-чмок». Все, что нравилось, называлось «вещью», будь то красивая кофточка, современный диктофон или интересная мысль, например: «Как ты предлагаешь это сделать? Вот так? О, вещь!» Проходя по коридору мимо всегда открытой двери с табличкой «Секретариат», Василий услышал страшный крик: «Где ты видел чердак таких размеров? Где? Опомнись, старик, возьми себя в руки. Либо я спущу тебя в подвал, либо сокращайся».