— Конечно.
— И где сейчас этот философ?
— Думаю, дома. Что для журналистов тяжело, то для коммерсантов — смерти подобно. Они же слабаки, им наши дозы — приговор. Он про маму свою мне рассказывал, она в Саратове живет. Про учебу в автодорожном институте. Про то, что собаку хочет завести.
— Болонку? Или левретку? — недоброжелательно спросил Василий.
— Почему? Добермана. Еще он очень уважительно отзывался о Пожарском — типа, он всему нас научил, он — умнейший и добрейший, чуть ли не отец родной.
— А ты бы хотела, чтобы он под шумок рассказал тебе о том, как подсыпал отраву в его пиво?
— Нет, но я ж его за язык не тянула. Так, болтали ни о чем. Он сам начал.
— Подозрительно, — мрачно протянул Василий. — Очень подозрительно.
— Да нет. Просто я ему рассказывала о Мохове, а он мне — о своем начальнике. Вполне естественно.
— А остальные двое?
— С одним весь вечер кокетничала Лиза. Ты бы видел, Васька, как он серьезно завис! Просто у ног ее ползал.
— И за коленки хватал.
— Нет, Лизу не схватишь, — с уважением сказала Саша. — У нее с этим делом строго.
— Подожди… — Василий посмотрел на Сашу внимательно. — А при чем тут Лиза? Ты что — ей все рассказала?
— Да нет. — Саша спрятала глаза. — Так случайно получилось. Просто Николай к ней приставал, а я наблюдала. А потом я смогу по-нашему, по-женски выведать у Лизы все, что было. Правильно?
— Смотри! — Василий строго погрозил ей пальцем и переключился на Лизу: — Лизавета! Я слышал, вы вчера пользовались сокрушительным успехом?
— Как всегда. — Лиза томно развернулась. — По-другому и быть не могло.
— Не могло?
— Зачем отрицать очевидное? Мною не интересуются только педики и идиоты. Собственно, и я ими не интересуюсь. А вы, милейший, надеюсь, готовы отдать мне должное?
Василий достал из кармана горсть мелочи:
— У меня только восемь рублей.
— Фу. — Лиза презрительно дернула плечом. — Ваши казарменные шуточки вызывают оскомину. Как вас только Саня терпит?
— Любая женщина инстинктивно тянется к тому, кто может ее защитить, — серьезно заметил Василий. — А я как-никак отвечаю за безопасность.
— Любых женщин не бывает, — возразила Лиза. — Все разные. И тянутся все в разные стороны. К тому же — защищать тоже можно по-разному. Настоящие защитники — это…
— …это адвокаты, — перебил ее Василий. — Те еще твари. Но вы правы, некоторые женщины их просто обожают. Не сомневаюсь, что из корыстных соображений.
— Нет, защитник в истинном смысле этого слова — это тот, кто может оградить женщину от непристойных посягательств, — возразила Лиза.
— Ну-у, это не вопрос. — Василий поиграл мускулами. — Где ваш вчерашний поклонник? Сейчас я проведу скорняцкие работы и преподнесу вам его шкурку. Или вы предпочитаете чучела?
— При чем здесь поклонники? — Лиза начала терять терпение. — Вам сто лет назад была указана цель — так займитесь наконец.
— Фельетонист? — догадался старший оперуполномоченный. — Так я его вроде приструнил.
— Приструнили? — Лиза засмеялась. — Видимо, Макаренко из вас неважный. Сегодня ночью эта сволочь в тюбетейке опять залезала ко мне в кабинет. Ну? Как вам это понравится?
— И что он спер на этот раз?
— Ничего. Потому что он, видимо, промышляет в основном пищевыми отходами. А ничего такого у меня не было. Но сам факт? Мне неприятно, что какой-то извращенец трогает своими грязными руками мои вещи.
— Вы его видели? — Василий смотрел на Лизу не мигая. — Неволяева? В своем кабинете?
— Нет. Но больше-то некому. Пока мы все… это, как сказать, поминали Гаврилыча, фельетонист шатался по коридору. Его, слава богу, не позвали, но он времени даром не терял.
— Вы хотите сказать, что в течение всего вечера никто из вашей компании не выходил из комнаты? Ни разу? — недоверчиво спросил Василий. — Пили много, а из комнаты не выходили? Ни, извиняюсь за выражение, позвонить, ни, пардон, руки помыть?
— Почему же, руки мыли. Не свиньи же, в самом деле.
— Ладно, — Василий встал, — мне пора. Лечитесь, девушки, и впредь не советую вам так злоупотреблять.
…При входе в управление Василий столкнулся с Гошей.
— Вот те раз! — Следователь разочарованно всплеснул руками. — А я еду тебя допрашивать. Ну-ка, братец, обратно.
— Допросы отменяются. — Василий взял Гошу за плечи и, развернув на сто восемьдесят градусов, втолкнул в дверь. — Потому что тактика меняется.
— Как отменяются? — Гоша попробовал вырваться. — А зачем я надел чистую рубашку и новые носки?