Коля зашел в аптеку и смешался с покупателями.
— Вот! — Лиза выразительно посмотрела на меня. — Пошел за очередной отравой для Пожарского.
— Или за таблетками от головной боли. — Я продолжала отстаивать либеральные ценности, в данном случае — презумпцию невиновности.
— Нет, за отравой. — Лиза мертво держалась за роль государственного обвинителя.
— Интересно, что бы ты сказала, если бы он вошел в книжный магазин? — ехидно спросила я. — Что он покупает справочник «Все, что нужно знать начинающему убийце» или «Самоучитель по организации тяжких преступлений»?
Лиза не удостоила меня ответом, она прилипла к стеклу и, нетерпеливо подпрыгивая, сообщила, что Коля стоит в очереди в рецептурный отдел. А это подтверждало самые худшие ее опасения — всем известно, что отрава продается только по рецептам.
— А сейчас, чтобы довершить свой злодейский облик, — продолжала я подначивать Лизу, — он должен отправиться в магазин «Охотник-рыболов». И купить там капкан, охотничий нож и бочку пороху.
— Или на Птичий рынок и купить там кобру, полкило скорпионов и бойцового крокодила, — засмеялась Лиза.
— Или в магазин «Все для дома», чтобы купить там мешок цемента и большой таз.
— А это еще зачем? — удивилась Лиза.
— В тазике замешивается цементный раствор, туда пихаются ноги жертвы, а когда раствор застынет, таз и все, что в нем, сбрасывается в Москву-реку…
Пока мы увлеченно вспоминали, какие еще существуют магазины, где можно прикупить орудия убийства, Коля совершенно внезапно выскочил из аптеки и застал нас врасплох.
— Вот так встреча! — обрадовался он.
— О! Какие люди! — Лиза томно взмахнула ресницами. — Все-таки Москва — удивительно маленький город.
— Мир тесен, — согласился Коля. — Куда направляетесь, девушки?
— Никогда не задавайте таких вопросов девушкам, Николай, — посоветовала Лиза. — Это так же неприлично, как спрашивать: «Сколько вам лет?» или «Как давно вы принимали душ?». А вы, вы-то где бродите в рабочее время?
— Покупал бабушке лекарство. — Коля выразительно посмотрел на дверь аптеки.
— Редкое лекарство? — Лиза кровожадно улыбнулась.
— Нет, обычное. От давления.
— И ради обычного лекарства вы поехали в такую даль, проигнорировав ту аптеку, что расположена непосредственно рядом с нашей редакцией? — В Лизином голосе зазвучали железные нотки.
— Не такая уж и даль, — попытался оправдаться Коля. — Несколько остановок на троллейбусе. А потом… у меня были дела в этом районе. Заходил в «Вечерний курьер».
Лиза растерянно посмотрела на меня. К такой откровенности она явно оказалась не готова.
— Зачем?
— Никому не скажете? — Коля таинственно понизил голос.
— Никому. — Лиза покосилась на меня. — Доверьтесь нам.
— Пытался пристроить туда своего непутевого брата.
— А почему в «Курьер»? — удивилась я. — Почему не к нам?
— Потому что брат непутевый, — вздохнул Коля. — А в «Вечерний курьер», мне говорили, сейчас берут чуть ли ни всех подряд.
— Да, — мрачно согласилась Лиза. — А как отнесется начальство к тому, что ваш ближайший родственник будет работать на наших врагов?
— У нас же не времена культа личности, — обезоруживающе улыбнулся Коля. — Мой начальник Валентин Семенович, думаю, с пониманием отнесется. А вы в аптеку? Почему не заходите?
Я видела — Лиза страшно разочарована. Она так ждала, что Коля начнет врать, выкручиваться, скрывать факт посещения «Курьера». А он вероломно и бессовестно вдруг во всем признался. Нет, такой подлости Лиза ему простить не могла.
— Откровенность за откровенность. Вы поделились с нами своей тайной, значит, и мы в долгу не останемся. Видите ли, Николай, — Лиза улыбнулась так, что у меня мурашки побежали по спине, — мы, собственно, собирались прикупить противозачаточные средства. Но стесняемся. Представляете, что подумает о нас продавщица?
— Не представляю, — растерянно сказал Коля.
— Что мы… не смущайте меня. Как вам не стыдно, противный?
Результат Лизиной дурацкой тирады превзошел все ожидания — Коля густо залился краской.
— Что делать — не знаю. — Лиза продолжала, не мигая, смотреть в глаза бедному Коле. — Или превозмочь природную стыдливость, или вечер опять потерян.
Коля, кажется, готов был провалиться сквозь землю.
— Сожалею, — промямлил он, — очень сожалею.
— А я-то как!