Он еще потоптался немножко в прихожей, надеясь, что она передумает, но Лариса как будто налилась свинцом, застыла, как ледяная статуя. И он ушел.
Последующие полчаса Лариса глухо рыдала, уткнувшись в чужую подушку. Что она здесь делает? Почему она одна? Что с ней теперь будет? Как она во все это влипла? Страшно. Зависимые, никчемные люди не должны бунтовать. Подобные выходки позволительны нормальным сильным женщинам, таким, например, как Верка. Вот она в секунду приструнила бы Крыся…
…Когда раздался звонок в дверь, Лариса чуть не закричала от восторга:
— Вернулся! Левушка!
Глава 18
ВАСИЛИЙ
Пожарский, вопреки ожиданиям, держался отлично. Ни давешней дрожи в голосе, ни похоронных интонаций, наоборот — собран, сдержан, деловит.
— Вот теперь надо торопиться, капитан. Действительно торопиться. Все, что касалось моей шкуры, — ерунда, а с Ларисой — совсем другое дело.
— Сам понимаю. — У Василия нестерпимо зачесался живот — верный признак нервного перенапряжения. — Я прямо сейчас отправляюсь к следователю, а затем вместе с ним приеду к вам домой. Держитесь.
— Ничего-ничего! — Пожарский ободряюще хлопнул Василия по плечу. — Я в порядке.
А вот про Колоса ничего подобного сказать было нельзя. Он совершенно расклеился, сидел в углу, мелко трясся и то и дело повторял: «Дикость, просто дикость».
Надо сказать, старшего оперуполномоченного Колос порядком утомил. Все то время, пока Василий отбивал его у районной прокуратуры и умолял ограничиться подпиской о невыезде, Колос визгливо требовал адвоката и порывался поучаствовать в телефонном разговоре с прокурором. Он тянулся дрожащей рукой к трубке и кричал:
— Дайте, дайте, я им скажу… я им сейчас скажу…
В конце концов Василий не сдержался:
— Что вы им скажете, любезный? Что? Что у вас лицензия на охоту на бомжей? И что она еще не просрочена?
— Я не охотился на бомжей!!!
— Но нож-то нашли у вас.
— Тогда я требую адвоката! — завыл Колос.
— Значит, так — или адвокат в камеру, или вы сейчас заткнетесь и дадите мне возможность оставить вас на свободе.
Колос сдался и удалился в угол — страдать и бояться.
Леонид был брошен на расследование похищения жены Пожарского и для начала отправился к его дому, захватив двух стажеров: «Пусть опрашивают соседей, дармоеды».
Сыщики сошлись на том, что более странного, более нелепого дела у них давненько не было. Концы с концами упорно не хотели сходиться, более того, чем дальше, тем сильнее эти концы разъезжались в разные стороны. Дурацкое убийство бомжа, нож в столе Колоса и похищение жены Пожарского — как все эти события запихнуть в один флакон? Да никак! Пришлось признать, что ситуация абсурдная, или, как сказал Леонид, «тухлая фигня на постном прогорклом масле».
Василий ругал себя за жадность, за то, что польстился на обещанный Пожарским гонорар; ругал Саню за то, что втянула его в это гнусное дело, и последними словами поносил судьбу, которая так к нему немилосердна.
Сегодня утром, когда о пропаже Ларисы Пожарской еще не было известно, Василий заехал к экспертам и оставил им четыре пакетика с окурками, украденными из коммерческого отдела (по числу курильщиков).
— Скажи честно, Коновалов, — заворчал эксперт, — долго ли ты будешь изнурять нас отходами табачной промышленности?
— В последний раз, клянусь, — пообещал Василий. — Мне нужен состав слюны. Вдруг кто-то из этих четверых курил «Парламент» на чердаке. Сравни слюнки, будь другом.
Эксперт недовольно пожал плечами, но пакетики с окурками взял.
В прокуратуру Василий приехал в крайне скверном расположении духа.
— Пожалей меня, Гоша! — простонал он, вваливаясь в кабинет следователя прокуратуры Георгия Малкина. — Я оказался идиотом!
— Что значит — оказался? — Следователь отложил в сторону бутерброд с сыром и потянулся к чашке, в которой что-то аппетитно дымилось. — Ты что, раньше за собой такого не замечал?
— Пожалей меня, — продолжал стенать Василий. — Я влип в историю, как сортирная муха в…
— …не продолжай! — приказал Малкин. — Видишь, я кушаю. Что касается жалости, то она, как известно, унижает человека. И почему ты меня выбрал для того, чтобы слезы утирать? Пусть Саня тебя жалеет.
— Саня! — Василий заскрипел зубами. — Она меня в эту тухлятину и втянула! Значит, так, гражданин следователь, у меня две новости — плохая и очень плохая. С какой начинать?
— Конечно, с очень плохой, — улыбнулся Гоша.
— Похитили жену Пожарского.
— Тьфу, леший! — Следователь нахмурился. — Когда?