— Не скромничай, Гоша. Я, например, не милиционер, а стихи твои очень ценю.
— Ты, лапуля, почти милиционер, если учесть, сколько времени ты проводишь на Петровке. Судя по всему, я тебе для чего-то нужен?
— По-за-рез!
— И что же ты задумала?
— Гоша, клянусь, ничего плохого. Правда-правда!
— Не верю, но если смогу помочь…
— Гошечка, попроси у Пожарского ключи от его квартиры. Я там кое-что хочу проверить. Только посмотрю — и все.
Гоша надолго замолчал, видимо, в свойственной ему манере взвешивал все «за» и «против».
— Ты ничего там не устроишь? — настороженно спросил он наконец.
— Конечно, устрою. Но так, самую малость — перебью всю посуду и затоплю нижних соседей. Но кроме этого — ничего.
— Ладно, — сдался он. — Только… умоляю тебя.
— Торжественно клянусь!
— Что от меня требуется? Позвонить ему?
— Да, и сказать, что похитители скорее всего позвонят насчет выкупа и поэтому вы собираетесь поставить его домашний телефон на прослушку.
— А если он захочет лично присутствовать при установке аппаратуры?
— Вот! В том-то и дело, что у него через десять минут начинаются очень важные переговоры. Я у секретарши узнала.
— Я попробую… — Гоша тяжело вздохнул. — Перезвоню.
Гоша оказался молодцом, и уже через двадцать минут мы с Лизой неслись на такси к дому Пожарского.
— Мне неловко вас затруднять, Саша, — сказал мне Пожарский, протягивая ключи, — но я сейчас совершенно не могу отлучиться.
— Ерунда, Валентин Семенович, — бодро откликнулась я. — Все равно я сейчас еду в прокуратуру. Заодно и ключи передам.
Лизе квартира Пожарских не понравилась, слишком все строго и правильно. И слишком мало лишнего.
— Где уют-то? — негодовала она, расхаживая по комнатам. — Где слоники на комоде, где кружевные салфеточки? И где, кстати, сам комод? Казарма, чистая казарма.
— Неудивительно, Пожарский — бывший военный.
— Хорошо, — не сдавалась Лиза. — Вместо слоников мог бы украсить помещение игрушечными танками — большой, поменьше, еще поменьше и малюсенький.
— Ты думаешь, он служил в танковых войсках?
— Я фигурально рассуждаю. Пусть не танки, пусть самолетики или зениточки. Всяко уютней получилось бы.
Я не разделяла Лизиной уверенности, что военная техника в миниатюре, расставленная на кружевных салфетках, способна придать дому уют. Но спорить не стала. Только заметила ворчливо:
— Мы вообще-то пришли сюда не по поводу интерьера.
— Да! — Лиза с увлечением набросилась на платяные шкафы. — Поехали! Для начала нам нужно напрячь мозги и догадаться, в каком виде она бегала на свидания.
— Чего тут напрягать? Бегала она в отсутствие мужа, то есть днем. Прикрывалась наверняка парикмахерскими, фитнес-клубами и прочими глупостями. Значит, одежда была самая демократичная.
— Нам «самая демократичная» не годится. Нам нужно нечто особенное, чего нет у каждой второй московской бабы, потому что в нашем случае встречать ее будут именно по одежке. — Лиза углубилась в огромное нутро шкафа. — Вот! — Она достала замшевые брюки бледно-фиолетового цвета с накладными карманами. — Редкая вещичка, подойдет.
— Если, конечно, она хоть раз надевала их на встречу с любовником.
— Знаешь, у тебя сегодня какое-то склочное настроение! — напустилась на меня Лиза. — Разумеется, мы рискуем. И тычем пальцем в небо. Но небо-то маленькое, есть шанс попасть.
К фиолетовым штанам Лиза подобрала светло-сиреневую широкую блузку:
— Судя по фотографиям, она любит игру полутонов. Ты заметила? К коричневым штанам она надевает бежевые кофточки, а к синим — голубые. Мне кажется, мы идем правильным путем.
По поводу верхней одежды нам не пришлось ломать голову — текущему осеннему сезону соответствовал только черный кожаный плащ, черные же ботинки на высокой рифленой подошве и черно-желтый зонт на длинной нескладывающейся ручке.
Из аксессуаров мы забрали темные очки в форме кошачьих глазок и серебристый шарфик.
Упаковав ворованное, мы отбыли к Лизиной подружке — актрисульке, которая с нетерпением, свойственным всем творческим натурам, ждала нас у себя дома. Бросив прощальный и по-прежнему неодобрительный взгляд в глубь квартиры Пожарских, Лиза пробормотала себе под нос:
— Или маленькие кирзовые сапожки. Один — в натуральную величину, а самый маленький — с наперсток. Но обязательно на кружевных салфетках!
Актрисульку звали Лера. Судя по всему, маленькие роли во второразрядном театре порядком ей наскучили, во всяком случае, она набросилась на нас, как голодный журналист на дармовой фуршет. Ей хотелось сыграть роль! Роль, а не эпизод, и это меня слегка насторожило, поскольку по нашему плану она должна была строго держаться самой границы кадра и не приближаться на опасное расстояние к партнеру. Мелькнуть вдали — и исчезнуть, опять мелькнуть — и опять пропасть.