— Инетис, или так, или ты умрешь, — говорит он.
Зуб тсыя жжет мою сухую кожу, но я не могу заставить себя сжать пальцы, не могу принять этот знак магической клятвы, которую однажды нарушила во имя любви.
Я слышу, как кто-то приближается, и темнота вдруг оказывается рядом со мной. Цили торопливо забирает из моей руки зуб и отступает к окну, становясь невидимым. Шаги ближе, и вот уже пламя факела разгоняет мрак, и я вижу перед собой встревоженное лицо Сминис.
— Фиуро, ты кричала?
Я молчу, только закрываю глаза.
— Старая Сминис пришла, чтобы побыть с тобой, — говорит она, проходясь прохладной мокрой тканью по моему лицу и рукам. — Старая Сминис будет с тобой рядом до конца.
Терпкий запах мозильника становится сильнее, и я открываю глаза, чувствуя на себе взгляд скрытого чарами Цили.
Я знаю, что стоит мне дать ему знак — моргнуть или что-то сказать, или пошевелиться — и он вернет мне зуб тсыя, чтобы я могла снова принять магические обеты.
— Ах, как жалко мальчонку, — вздыхает про себя Сминис.
Мысль о сыне и заставляет меня сделать то, что я должна.
4. МАГ
Я проскальзываю мимо подслеповатой старухи и покидаю покои Инетис.
Пот и грязь. Грязь и пот.
Вонь ее тела настолько сильна, что преследует меня еще долго, заставляя морщиться и подносить к носу пучок мозильника, который я на всякий случай держу в кармане плаща. Она смердит, как протухший кусок мяса, пролежавший под палящим солнцем несколько дней. Это не запах умирания. Она уже мертвая, и только остатки магии поддерживают в ней жизни.
Пот и грязь. Грязь и пот.
Но их надолго не хватит.
Даже в разгар Жизни ночь в Асме всегда холодна. Я кутаюсь в плащ и зеваю, проходя мимо полусонного воина у дверей дома. Он чувствует запах мозильника и начинает оглядываться. Мланкину следовало бы научить своих защитничков распознавать такие запахи. По-хорошему, ему бы сейчас тревогу бить, вопя на всю Асму о том, что в дом владетеля проник маг, но воин только перекладывает меч из одной руки в другую и пристально вглядывается в темноту.
Ну-ну, давай, разгляди меня за самыми сильными чарами невидимости.
Я оглядываюсь на окна сонной, в которой лежит сестра. Там снова темно, видимо, старуха ушла, оставив Инетис в одиночестве. Надеюсь, она не станет тянуть. Все, что ей нужно — вонзить зуб тсыя себе в ладонь и напоить его своей кровью. Инетис отказалась от магии добровольно, и, если в ее сердце все еще нет лжи, магия к ней вернется. Я знаю, что вернется, потому что я знаю Инетис лучше, чем кто-либо в этом мире под двумя лунами.
И если все пройдет, как надо, уже завтра сестра начнет выздоравливать. Несколько дней — и она поднимется на ноги, снова вернется к жизни и снова обнимет своего сына.
Потом ей придется проститься с ним навсегда.
Я добираюсь до рынка, умываю руки и лицо в колодце, вырытом посреди площади. Вокруг темно и пусто. Конечно, вряд ли кто-то знает аромат травы, растущей только на востоке Тмиру, но мне не хочется рисковать. Я провел в Асме всего ночь, так пусть же она не станет последней для меня.
Добравшись до самдуна, притулившегося здесь же, на краю площади между кожевенной мастерской и лавкой травника, я заказываю кружку темного асморского пива и выпиваю ее залпом, чтобы повторить заказ.
Самдунами эти заведения называют в Тмиру, но мне лень вспоминать асморское слово. Убранство внутри напоминает Тмиру — длинные каменные столы, за которыми на деревянных лавках расселись любители поболтать за кружкой пива, связки пряных трав под потолком, факелы в подфакельниках на стенах. За большим хозяйским столом — толстый мужик в заляпанном жиром корсе непонятного цвета. Он принимает у меня денежные кольца, лениво нанизывает их на железный прут, воткнутый прямо в стол, и наливает из здоровенной бочки еще пива.
— В горле пересохло, э? — подмигивая, спрашивает он.
— Хе-хе, — неопределенно хмыкаю я.
Взяв кружку, я усаживаюсь на лавку, чтобы на этот раз насладиться пивом не спеша. Впереди вся ночь, и я не намерен спать. В Асме у меня куча дел, и далеко не все их следует решать при дневном свете. Я не чувствую себя готовым разгуливать по городу с открытым лицом. Слишком многие могут заметить мое сходство с пока еще живой син-фирой. А когда Инетис объявит муженьку, что снова взялась за старое, кто-то может вспомнить о том, что накануне по улицам Асмы расхаживал ее близнец.
Я потягиваю пиво и не обращаю внимания на происходящее вокруг, пока мне на плечо не опускается тяжелая рука.
Подняв голову, я вижу коренастого мужика в добротно сшитом корсе. Спутанная борода закрывает лицо почти до самых глаз, в ухе вместо серьги — денежное кольцо, мелкий размен, на который сейчас можно купить разве что кулек исума. Он не пьян, и оттого рука на плече мне нравится еще меньше. Я делаю невозмутимое лицо и ставлю кружку на стол, чтобы в случае драки не пролить пиво зря.