— Вон с корабля, господин адъютант!
— Пусть попробует сунуться! — цедит машинист Власенко.
Посмеиваясь, моряки возвращаются в жилые палубы.
— Братва! Председатель! — тревожно окликают с кормы.
Белышев стремительно оборачивается.
Часовой, подавшись к входному трапу, указывает в сторону заводских ворот.
Их створки медленно расходятся.
Одна за другой в просвете ворот выплывают зеленые громады двух броневиков.
— Про запас эти штучки держал, не иначе, — предполагает Липатов. — Застращать хочет!
— Живо по кубрикам! Всех в ружье! — не сводя глаз с броневиков, командует Белышев. — Часовые, к офицерскому тамбуру. Не выпускать никого из благородий!
И он, вытащив маузер, взбегает на кормовой мостик.
Переваливаясь на земляных буграх, броневики ползут через двор и останавливаются возле причала напротив крейсера.
Круглая крышка башенки ближайшей машины откидывается. Над люком встает юнкер в кожаной фуражке и кожаной куртке, перетянутой крест-накрест ремнями новенькой портупеи.
Сложив ладони рупором, он по складам выкрикивает:
— Эй, ко-ми-тет-чи-ки!
Белышев откликается в мегафон:
— Что прикажете, господин юнкер?
— Приказываю отчалить и ехать, куда назначено! Даю четверть часа!
На палубе раздается смех.
— Ездят пассажиры вроде тебя, а моряки ходят! — кричит матрос Шевченко. — И не отчаливают, а снимаются!
Несмотря на серьезность положения, Белышев не может сдержать улыбку: юнкер ничего не понимает ни в морской терминологии, ни в сроках отплытия. Для выхода крейсера из заводской гавани надо потратить не менее часа, и то при помощи буксирных судов.
— Может, подкинешь минут с десяток? — в шутку просят с палубы.
Юнкер сердится:
— Чтобы через четверть часа вашего духу здесь не было!
Став у крыла мостика, Белышев оценивает обстановку. Всюду — за выступами тамбуров, башнями орудий, надстройками, раструбами вентиляторов — примостились вооруженные моряки. Сухо щелкают затворы.
— Эй ты, франт! — гулко зовет Белышев, наведя мегафон на юнкера. — Дяем тебе и твоим приятелям пять минут, чтобы убраться за ворота!
Юнкер мигом скрывается в люке. Резко захлопывается крышка.
Башенки обоих броневиков плавно вращаются и вновь замирают. Их пулеметы нацелены на палубу крейсера.
— Кормовые! — разносится над причалом голос Белышева. — Прицел по господам юнкерам!
Мягко шуршат, спадая на палубу, чехлы. Стволы скорострельных пушек поворачиваются к причалу.
Молчаливая дуэль на выдержку длится меньше минуты. Затем Белышев опять прикладывается к мегафону:
— Господа юнкерьё! Предлагаю вам через четыре минуты очутиться у Калинкина моста! Если не возражаете, выкиньте белый флаг!
Крышка башенки головного броневика чуть приподымается. Из люка высовывается, размахивая носовым платком, рука в перчатке.
— Ай да молодцы! — хвалит Белышев. — Ну-ка, марш со двора!
Пятясь, обе машины подаются в глубь заводской площадки и, взвыв сиренами, полным ходом мчатся к воротам.
Комиссар, пряча маузер, сходит с мостика.
— Без угощенья обошлось. В другой раз не сунутся... Ты чего, Евдоким? Еще рано смеяться, — укоризненно говорит он прыскающему басом комендору.
— Да я об чем, Шура... Орудья наши вовсе без снарядов-то! Вхолостую заряжены!
Громовой хохот долго перекатывается по отсекам и палубам.
Под вечер буксирные катера швартуют к борту крейсера баржу со снарядами, приведенную из Кронштадта.
Начинается погрузка.
Выход на фарватер
На воду
сумрак
похож и так, —
бездонна
синяя прорва.
А тут
еще
и виденьем кита
туша
Авророва.
К полночи крейсер — в полной боевой готовности. Перегрузка необходимого количества снарядов с баржи в корабельные погреба закончена. Курьезная попытка Временного правительства припугнуть моряков броневиками и вынудить команду увести «Аврору» из Петрограда сорвалась. Моряки держатся начеку. Удвоены караулы на крейсере, и на ошвартованном неподалеку от него тралыцике «Пятнадцатый» дополнительно выставлены посты возле причала и главных ворот, а за ними, снаружи — у сквера напротив пожарной части и у Калинкина моста, — расхаживают патрули из матросов и рабочих.
Война между народом и Временным правительством вступила в последнюю фазу.
Об этом точно извещает третье предписание Военно-революционного комитета, принесенное связным из Смольного около полуночи. Оно адресовано комиссару.