Моряк что есть силы трясет руку Белышеву и всем, кто стоит около трапа.
— Не опоздали? — беспокоится он. — Мы из машин выжали все до капельки.
— В самый раз подоспели, — успокаивает Белышев. — Началось намедни, однако дела хватит и для вас и для нас.
— А вы чего не в городе?
Белышев проводит рукой прямую линию от бакового орудия до Зимнего дворца:
— Взяли на мушку временных министров.
— Ясно, — усмехается гость. — Это и есть квартира Керенского? Выкурим лису из медвежьего логова! Надеемся на Аврорины пушки. Нам приказ еще по телефону в Кронштадте передали: оцепить Зимний.
— Держите связь с нами, — рекомендует комиссар. — От нас послан человек в Смольный и два отряда на разведку.
— Ага. В таком случае, выделю связных.
Кронштадтец козыряет и возвращается в шлюпку.
Множество глаз наблюдает за ней, пока она пересекает Неву. Еще с полпути кронштадтец, сняв бескозырку, семафорит на миноносцы.
— Десант на берег! — следя за взмахами рук человека в шлюпке, объявляет значение семафора сигнальщик Ведякин.
С борта «Авроры» видно: с миноносцев и минных заградителей на берег устремляется поток людей в черных бушлатах.
Длинной цепью десант растягивается вдоль набережной от Николаевского к Дворцовому мосту.
— Ну, держись, Керенский! — торжествуя, восклицают на палубе.
— Пошли орлы! — с одобрением и нескрываемой завистью говорит матрос Шевченко. — Эх, и нам бы да с ними! Уважь, комиссар!
Моряки выжидательно глядят на Белышева.
Комиссар непреклонен.
— Не раньше чем вернется Лукичев. А пока... всем, кто не на вахте, — вниз! Разойтись по своим кубрикам! Быть в готовности!
Он снова взбирается на мостик, нахлобучивает капюшон плаща-дождевика и, став рядом с Липатовым и Захаровым, втайне волнуясь, неотрывно смотрит на площадь за мостом, откуда должен прийти Лукичев.
Ненастный день 25 октября занялся над взлохмаченной штормовым ветром ржавой Невой, над повитыми туманом аристократическими особняками набережных, над цехами и кружевными подъемными кранами Балтийского судостроительного завода, над серыми корпусами кораблей у Николаевского моста. В дождевой пелене тускло отсвечивают штыки на сотнях винтовок десантного отряда, уходящего к дворцовому мосту; обнаженные стволы орудий крейсера неустанно глядят в сторону Зимнего; застыли комендоры у пушек, часовые — у трапа, комиссар и его помощники — на мостике.
Моряки «Авроры» ждут приказа.
Выстрел с «Авроры»
А поверху —
город,
как будто взорван —
бабахнула
шестидюймовка Авророва.
Лукичев возвращается только в полдень.
— Военно-революционный комитет приказал передать вот что, — докладывает он, войдя на мостик. — Первое: выделить несколько небольших отрядов и время от времени посылать их на разведку в центр и к Зимнему. Второе: ввести непрерывную вахту на корабельном радиотелеграфе. Третье: отрядить пятьдесят человек для охраны Смольного. Комендантом туда назначен Мальков с «Дианы».
— Мой годок! — обрадованно заявляет Захаров. — Из экипажа на бригаду вместе были назначены в одиннадцатом году. Твердый человек. Серьезный.
— Два наших отряда уже на берегу. Хорошо, пошлем еще два, — говорит Белышев. — А для Смольного назначит Липатов. У него список строевых. Действуй, Тимофей.
— Сейчас выделю.
Липатов достает из кармана бушлата лист бумаги, с двух сторон испещренный фамилиями моряков.
— Кого видел? — интересуется Белышев.
Лицо Лукичева сияет:
— Самого Ленина — вот кого!
Моряки теснее сдвигаются вокруг машиниста.
— Погоди, погоди! Какой он? — расспрашивает Липатов. — Такой невысокий, с бородой и усами, в штатском... Он или не он?
В глазах Лукичева изумление.
— Невысокий, с меня ростом, верно; в штатском — тоже верно. Однако без бороды и усов.
— Так то не Ленин, — решительно произносит Липатов. — Я же его на совещании военных представителей в июне видел и на балконе дворца Кшесинской в июле, перед демонстрацией, когда он речь произносил. Издалека, правда, но запомнил.
— Ишь, как обознался ты, Микола, — разочарованно тянет Захаров.
— Ничуть не обознался! — обижается Лукичев. — Своими ушами слыхал его фамилию.
— Расскажи толком, — советует Белышев. — Где ты видел Ленина?
— В Смольном! Прихожу, а там народу еще гуще, чем позавчера, когда мы с тобой к Свердлову являлись. В нижнем этаже и в коридорах не протолкаться. Ордера на винтовки выдают, по сто пятьдесят штук на каждый завод. В семнадцатой комнате никого нет, хотя часовой стоит. Спросил у него, где Военно-революционный комитет. Дал мне другой адрес: комната номер десять. Иду, номера считаю на дверях в коридоре, а навстречу спешит один человек. Поравнялся, прищурился, глянул пронзительными глазами, будто в душу заглянул, и спрашивает: «Вы кого ищете, товарищ?» Голос приветливый, но букву «эр» не так выговаривает, как все. Малость картавит. Не знаю почему, а только высказал я одним духом, что моряки «Авроры» выполнили предписание Военно-революционного комитета и ждут указаний, что делать дальше. «Очень хорошо, очень хорошо, — быстро отвечает он. — Расскажите об этом товарищам в комитете. Они в десятой комнате». Показал мне, где комната номер десять, и хотел идти своей дорогой, одного из-за угла на него какой-то соглашатель в очках наскочил и орет: «Вы рассчитываете и опираетесь на штыки, господин Ленин!» Тут я к месту прирос. Выходит, это и есть Ленин?! Стою и жду: что он скажет... Гляжу, Ленин поглаживает свой громадный лоб, хитро щурится и кладет того соглашателя, который с буржуями полюбовно захотел столковаться, кладет его на обе лопатки... Помню слово в слово: «Не большевики, но весь народ штыками будет защищать завоевания революции...» Повернулся и пошел по коридору, а я смотрю и смотрю вслед ему... Однако ни бороды, ни усов не было у Ленина.