— С броневиком получилось так, — вставляет Липатов. — Вечером при штурме, когда наши гранатами повредили «Ахтырца», юнкера кое-как починили его и прорвались в город. Где они всю ночь прятались, никто не знал, а поутру «Ахтырец» возле Исаакиевской площади объявился. Мечется из стороны в сторону и косит всех, кто ни попадется. Мы дождались, когда он на углу Морской показался, и выстрелами отогнали на площадь. Одна пуля в мотор попала. Он и подзастрял. Мы вначале укрылись в оконных нишах гостиницы «Астория», а когда мотор у «Ахтырца» заглох, выбежали — и в атаку. Юнкера ударили из пулеметов. Кое-кто из наших упал. Все-таки добежали к нему. Просунули наганы в амбразуры и первым делом обезвредили шофера с пулеметчиком. Тогда юнкера сдались. Мы кое-как завели мотор и помчались к телефонной станции, на подмогу к Неволину. Возле нее броневик совсем стал, но пулеметы пригодились.
— Не забудь помянуть, комиссар, про то, как против Керенского под Гатчину ходили да юнкеров в переплет брали в Инженерном замке и в Павловском училище, — говорит Лукичев. — И про то, что Неволин с отрядом послан на помощь в Москву, а бондаревский отряд помог Совету в Рыбинске[20] власть взять.
— Чего расписывать? — отнекивается машинист Бондарь на вопрос Белышева. — Мы же всего два дня были в Рыбинске. Лучше спиши с того письма, что я тебе привез от Совета: «Благодарим команду крейсера «Аврора» за братскую революционную помощь...» И точка.
Дверь в каюту с шумом открывается. Через порог шагает рослый матрос. Его бескозырка сдвинута на затылок, за поясом — две гранаты.
— Здорово, братки!
— Здравствуй, Неволин, пропавшая душа! — радостно отзываются в каюте.
— Как же, пропавшая!.. Да мы по всей матушке России мотались! — направляясь к Белышеву, объясняет Неволин. — Докладываю, комиссар: наш отряд возвратился без потерь людьми. В пути нами взят корниловский бронепоезд. Гонялись за ним полтыщи верст...
Он присаживается к столу.
— Привез «Авроре» поклон от московских рабочих. Теперь в Москве советская власть на твердых ногах. Правда, малость запоздали мы из-за того бронепоезда. Он путь загородил. Проведали о нем не сразу. Сначала железнодорожники никуда не хотели доставлять нас. Когда ваш отряд прибыл к вокзалу, на площади тыщи две людей скопилось. А вокзал закрыт. У двери какой-то жук-соглашатель торчит и речь держит: железнодорожники, дескать, ни за большевиков, ни за Керенского, и в Москву нас не повезут. Разумеется, осерчали все. Тут из другой двери паровозный кочегар нас позвал: «Сюда, товарищи! Повезем куда понадобится: в Москву, в Севастополь, во Владивосток!..» Повалили в ту дверь и расселись по эшелонам: в первом — красногвардейцы с Путиловского завода и семьдесят пять человек с нашего крейсера; в других — с Выборгской стороны, колпинцы и отряд из Второго Балтийского экипажа. Торопим железнодорожников: «Везите скорей, а то в Москве юнкера верх берут. Кремль захватили!..» Не дает паровозов железнодорожное начальство. Пришлось пригрозить. Нашлись паровозы... В Любани узнаем: от Новгорода направляется навстречу бронепоезд с корниловцами. Уже вышел со станции Чудово. Стали гадать, чем бы порадовать дорогих гостей... Отыскали две железнодорожные платформы из-под угля, стенки обложили шпалами и мешками с песком, сверху приладили шесть пулеметов, прицепили к платформам три теплушки — и готов наш бронепоезд. Отрядили на него шестьдесят человек, понемногу из всех отрядов. Шестерых авроровцев. Снова застопорилось из-за саботажа. Никто из паровозных машинистов не желает ехать с нами: своя шкура дороже. Наконец уговорили одного. Дали ему в помощники и для контроля боевого парня, путиловца. Помчались вперед. Эшелоны — за нами. Через пару-другую пролетов железнодорожный телеграфист сует нам записку. Прочли. В ней несколько слов про корниловский бронепоезд: дескать, пока мы в Любани готовились, господа почтенные повернули назад, к Бологому...