– Значит, Костя Зыбин? Что ж, приятный молодой человек, и весьма, весьма многообещающий. Я ведь давно его не видел – около трех лет. Что же он, наверное, сделал значительные шаги на профессиональном поприще? Как поживает? Как его диссертация?
– Все хорошо, – не моргнув глазом, соврал Демид. Не хотелось ему расстраивать старичка.
– Да, когда я был молодым, мне казалось, что горы можно свернуть. Все же молодость – величайший дар природы! К сожалению, мы слишком поздно начинаем понимать это… Да, поверьте, многие проблемы молодежи кажутся настолько надуманными! Я ведь смотрю телевизор, прессу читаю. Я в курсе всех нынешних проблем. Наркомания, пьянство, нежелание работать. Или наоборот, бодибилдинг этот, когда неестественно огромные мускулы себе накачивают. Это же ненормально! Вы, молодые, не понимаете: главное – это здоровье и бодрое расположение духа. А с возрастом сохранить их становится все труднее…
– Да, Виктор Сергеевич, вы абсолютно правы, – согласился Демид.
– Да, молодые люди! – спохватился старичок. – Что ж мы в прихожей-то стоим? Прошу в мою скромную келью.
Они прошли вслед за ним по длинному темному коридору, сплошь заставленному стеллажами с книгами, и очутились в уютной комнатке с большим окном, эркером выходящим на улицу и полуприкрытым тяжелыми зелеными шторами. Во всю ширину окна размещался письменный стол старинной работы. Здесь, как и в коридоре, было невероятное количество книг, расставленных на полках с величайшей любовью и аккуратностью. Тут не наблюдалось бесконечных коричневых талмудов марксизма-ленинизма с тиснеными профилями вождей на корешках. Книги в основном были старые, с солидными потемневшими переплетами. Отдельную полку занимали бережно переплетенные толстые рукописи. Словом, это была библиотека ученого – его сокровищница и место работы. Книги здесь не пылились в праздном ничегонеделании, ими постоянно пользовались, их перечитывали, вглядываясь в пожелтевшие страницы. Наверное, старый профессор провел в этой комнате большую часть своей жизни, мысленно переносясь в воображаемые, некогда существовавшие миры – в жестокие и загадочные владения ассирийцев, в белые, выжженные солнцем города эллинов, в причудливые дворцы китайских императоров, украшенные скульптурами драконов и чудесными вазами. Но больше всего здесь было книг по истории России – дореволюционные тома Соловьева, Бердяева, Ключевского соседствовали с именами, о которых Демид и не слыхивал. Лишь мельком скользнув взглядом по полкам, Дема увидел десятки книг о русских обрядах, суевериях, языческих преданиях. Да, профессор был настоящей ходячей энциклопедией.
– Садитесь, располагайтесь поудобнее, – Подольский указал на большие кожаные кресла. – Вот, наслаждаюсь тишиной и одиночеством. Обычно у меня здесь много народу. Сын с семьей, две внучки. Но сейчас все они на даче. Вам, наверное, покажется странным, что я бесстрашно пускаю вас в квартиру, хотя вижу в первый раз. Знаю, знаю… Сколько раз мне говорили: нельзя быть таким доверчивым! Но вот никак не могу привыкнуть к нынешним временам. Преступность, квартирные кражи… А я все такой же. Я слишком стар, чтобы меняться. Если я вижу человека интеллигентного, ничего не могу с собой поделать – сразу начинаю относиться к нему с симпатией.
– И все же нужно быть осторожнее, Виктор Сергеевич, – деликатно сказал Демид. – Время ныне лихое.
– Да, время сейчас смутное! – профессор взмахнул рукой. – Но сколько раз уже в России наступали темные времена! День сменял ночь, один правитель – другого, а человек оставался человеком. Поражает сходство различных исторических эпох и ситуаций, складывавшихся в развитии человечества. Гераклит сказал: "Нельзя в одну воду войти дважды". Да, пожалуй так. Но мы упорно пытаемся влезть в ту самую воду, в которой когда-то едва не утонули. В протухший и мрачный омут смуты норовим нырнуть. По самую макушку! Есть нечто общее во всех периодах революций, войн и беспорядков. Самое главное, пожалуй, то, что все они рано или поздно кончаются. И начинаются снова. Все эти приливы и отливы неизбежны, и если вы оказались волею судьбы в нижней точке исторической синусоиды, нельзя бить себя в грудь и доказывать, что во всем виноват конкретный Иоанн Васильевич или, к примеру, Иосиф Виссарионович. Исторический взгляд на жизнь помогает переносить любые невзгоды…
Старичок замолчал, обнаружив, что собеседник его витает где-то в другом измерении. Красивая светловолосая девушка спала в кресле, откинув голову.
– Я вижу, ваша спутница очень устала, – шепотом сказал профессор. – Как ее зовут?
– Яна.
– А вас?
– Демид Коробов. Научный сотрудник.
– Может быть, не будем ее беспокоить? Пускай немножко поспит.
– Я был бы вам очень признателен, Виктор Сергеевич.
– В таком случае пройдемте на кухню. Я думаю, вы не откажетесь от чашки чая. Там и поговорим.
Они уселись на кухне.
– Виктор Сергеевич… Извините, об этом как-то не принято спрашивать. Но… вы в Бога верите?
– Ну почему же не принято спрашивать? По-моему, это сейчас самый популярный вопрос – без него, считайте, ни одно интервью не обходится. Что же, скажу вам откровенно – я атеист. В конце концов, в какого Бога верить? Богов сотни, и для меня все они равноценны. Знаете ли, мой предмет изучения – история человечества на протяжении многих и многих веков. И это заставляет меня смотреть на вопрос религии как бы с высоты тысячелетнего опыта.
– Что же, может быть, это и к лучшему. Сейчас мне хотелось бы поговорить с человеком, который оперирует только фактами. Голыми фактами без мистического тумана. Мне очень нужна информация.
– Да, да, я весь внимание. – Глаза старичка загорелись. Он жаждал немедленно еще раз убедиться в своей полезности, в умении логически осмыслить любую ситуацию. Был счастлив оказать любую услугу Демиду уже за одно то, что тот пришел к нему за помощью.
– Речь пойдет о явлениях, которые появились на Руси еще в дохристианскую пору. Вы можете назвать их языческими поверьями, но нельзя отрицать, что поверья эти появились не на пустом месте. Я имею в виду колдунов. Не знахарей-целителей, а страшных, злонамеренных колдунов, которые продали душу дьяволу и могли совершать волшебные, магические действия, управлять людьми, животными, стихиями.
– Вернее сказать, считалось, что они могли это делать.
– Виктор Сергеевич, давайте пока отбросим точную терминологию – умели, или считалось, что умели. Это сейчас не так важно.
– Да, да, вы правы. Знаете, когда я читаю старинные книги, где c такой живостью описываются чары и лиходейства русских ведунов, то поневоле сам начинаю верить, что когда-то, в древние времена, такое было возможно. Вот какой силой обладает живой язык народных преданий! Сейчас, в наш технотронный век…
– Извините, Виктор Сергеевич, я снова вас перебью. Итак, остановимся на колдунах. Что вы можете сказать о наиболее могущественных из них?
– В народных поверьях утверждалось, что иногда, раз в столетие, появляется страшный колдун, наделенный несокрушимой силой. Он может мгновенно переноситься на сотни верст, летать, проходить сквозь стены и закрытые двери. Он может принимать обличье любого зверя, чаще медведя или волка. Таких волков-оборотней восточные славяне называли волколаками или вурдалаками. Эти колдуны обладают властью над думами и снами людей и могут сводить их с ума. Наконец, они властвуют над различными неодухотворенными предметами – могут производить их перемещение, своего рода русский народный вариант телекинеза. Могут управлять погодой, насылать снег, град, ураган.
– И как же такие, с позволения сказать, сверх-колдуны умирают?